человек не может оставаться один, потому что одиночество невозможно вынести, если отсутствуют внутренние отношения с самим собой. Тот, кто не может быть один, истинно одинок — он ушел от себя или себя не находит. С нашей точки зрения, терапия в этом случае состоит в том, чтобы научиться внутреннему разговору, установить персональные отношения с самим собой, на основании которых отношения с внешним миром также могут стать персональными.
Итак, в этом экзистенциальном измерении мы вновь обнаруживаем себя перед тайной, перед непостижимым, с которым тем не менее находимся в интимнейшем контакте. Кажется, ничто другое не может быть для нас более близким, чем то, что течет из самой глубины нас (а это идентичность, наше ЯЛ Оно постоянно проявляется в нас и вместе с тем неизменно ускользает от нашей власти. В формулировке Ясперса: «Мы оказались в мире не благодаря самим себе... наша свобода также существует не благодаря нам самим, но нам дарована... Откуда? Очевидно, не из мира» (1984, S. 48).
Четвертое фундаментальное условие экзистенции: делать то, что нужно Если у меня есть силы и возможности быть здесь, если мне нравится жизнь и я способен найти в ней себя, то для исполнения экзистенции не хватает четвертого фундаментального условия: я должен распознать, о чем в моей жизни должна идти речь. Недостаточно просто быть здесь и найти в жизни себя: каждый человек старается раскрыться и воплотиться в чем-то, его превосходящем. Выйти за пределы себя, трансцендировать — вот изначальное устремление людей. Иначе они чувствуют свою бесплодность: как если бы человек жил в доме, в который никто не приходит в гости.
Жизнь не вечна, она проходит, и этот факт ставит нас перед вопросом смысла: я есть — ради чего? Чтобы ответить на этот вопрос, снова необходимы три вещи: поле деятельности, структурная взаимосвязь и ценность, которая должна быть воплощена в будущем. Есть ли область активности, где я нужен, где могу быть продуктивным? Ощущаю ли я себя принадлежащим к некой большей системе взаимосвязей, которая придает моей жизни структуру и ориентацию? Есть ли что-то ценное, что еще должно произойти в моей жизни в будущем? если у меня ничего этого нет, то возникает пустота, фрустрация, даже отчаяние, и вслед за ними — зависимое поведение. Если же я знаю, что все это у меня есть, то я способен к действию и самоотдаче. Сумма подобных опытов составляет экзистенциальный смысл жизни человека.
И все-таки недостаточно просто находиться в каком-либо поле деятельности, знать, что ты включен в систему взаимосвязей, и ориентироваться на что-то ценное, что должно быть воплощено в будущем. Нужна еще феноменологическая установка, экзистенциальный подход к своему бытию. Это установка открытости по отношению к миру, которая позволяет мне слышать запрос ситуации (Frankl, 1987). «Чего хочет от меня этот час, на что я должен дать ответ? То есть речь идет не только о том, чего я могу ожидать от жизни, но в равной степени и о том (в соответствии с диалогической основой экзистенции), чего жизнь хочет от меня, что я могу и должен сделать сегодня, сейчас для других людей, а также для себя. Моя задача — в этой установке открытости привести себя в согласие с ситуацией, проверить, хорошо ли то, что я делаю, для других, для меня самого, для будущего, для мира, в котором я нахожусь. Если я так действую в ситуации, то это приводит к осуществлению моей экзистенции».
Виктор Франкл (1987, S. 315) называл смысл «возможностью, прочитываемой между строк действительности». Говоря другими словами, я бы определил смысл как «самую ценную возможность ситуации». Таким образом, экзистенциальный смысл — это то, что здесь и сейчас, исходя из реальности фактов, является для меня возможным. Может быть, это то, что мне необходимо сделать, или то, что хочется сделать, — и это самая ценная и интересная из имеющихся сейчас альтернатив в пользу которой я принимаю решение. Мое чутье успешно сокращает это мыслимое многообразие возможностей, и я могу проживать ситуацию выбора.
Помимо экзистенциального смысла, обращенного лично ко мне, существует онтологический смысл - смысл существования мира, меня, других людей, то есть того целого, в котором есть также и я. Но этот смысл зависит не от меня. Вероятно, его имел в виду Создатель. Это философский и религиозный смысл, который я могу открыть для себя в вере (о различиях экзистенциального и онтологического смысла см. Längle, 1994а).
Таким образом, и в этом четвертом измерении, связанном с будущим, мы вновь сталкиваемся с Объемлющим, с таинством, с верой. В поисках онтологического смысла невозможно обойтись без духовного измерения — наше интуитивное чутье призывает нас к познанию чего-то большего, превосходящего нас, и в конечном счете к религиозным формулировкам и определениям.
Здесь уместно вспомнить историю о строительстве собора в Шартре (Франкл также упоминал ее в своей книге о смысле), которая точно описывает значение онтологического смысла для понимания жизни (см. Лэнгле, 2003).
***
Это было в то время, когда в Шартре строили собор. Путник шел по дороге и увидел сидящего на обочине мужчину, обтесывающего камни. С удивлением он спросил того, что это он здесь делает. «Разве ты не видишь? Я обтесываю камни!» Ничего не поняв, путник отправился дальше. Миновав следующий поворот дороги, он увидел другого мужчину, который точно так же сидел у дороги и обтесывал камни. Снова он остановился и спросил, что тот делает. «Я делаю фундаментные блоки, незнакомец», — ответил тот. Покачав головой, путник пошел дальше. После того как, пройдя еще немного, он опять увидел человека, который сидел в пыли и точно так же, как двое других, в поту обтесывал камни, он решительно подошел к нему и спросил: «Ты тоже делаешь фундаментные блоки?» Мужчина поднял глаза, стер со лба пот и сказал: «Нет, незнакомец. Разве ты не ВИДИШЬ? Я строю собор».
Духовность с экзистенциально-аналитической точки зрения В заключение обратимся непосредственно к проблеме того, как в экзистенциальном анализе понимается «духовность» (Spiritualität). Употребляя этот термин, мы имеем в виду соотнесенность с неким более высоким измерением бытия. Многие люди, не принадлежащие ни к одной из религиозных конфессий, тем не менее заботятся о том, чтобы в их жизни была духовность, и называют себя «духовными»: они верят в существование чего-то большего.
В связи с этим следует подчеркнуть, что в экзистенциальном анализе духовное измерение не имеет религиозных коннотаций.
Предшествующий текст позволяет сформулировать два обобщения:
1. Антропологическое определение: человек как духовное существо. В своей сущности человек как Person является духовным, то есть превосходящим свою физическую и психическую природу. Он активен в восприятии, в своих решениях, в определении своей позиции, в ответственности и последующих действиях. О такого рода проявлениях можно говорить как о «духовных» в смысле их противопоставления «материальному», но не в церковном понимании, как об «одухотворенности Святым духом».
2. Экзистенциальное определение: духовность как основа экзистенции. То, каким будет отношение человека с его жизнью и с миром, то, как он обойдется с ними определяется его способностью к их духовному постижению. Предпосылкой этой способности служит особое состояние «феноменологической открытости», благодаря которой становится возможным прорыв к самой основе данностей бытия, к их сути. По отношению к этой воспринятой феноменологически «ноэме» человек вырабатывает определенную позицию, согласовывая ее со своей сущностью. В этом уже проявляется его духовность.
Человеческую реальность, однако, отличает то, что на такое глубинное видение постоянно наслаиваются повседневные дела, нас постоянно отвлекает что-то, в чем с легкостью можно затеряться. Неудивительно, что как само феноменологическое восприятие, так и формирование позиции чаше всего человеком не осознаются. Тем не менее на основании этих духовных процессов у него возникают чувства и настроения, и он принимает решения.
Таким образом, в экзистенциальном анализе духовность понимается как переживаемая человеком открытость по отношению к превосходящей его самого и его экзистенцию (по всем четырем фундаментальным условиям) величине, открытость к «несущему слою»,
