одном письме повторяла ко мне, уже по ее отъезде; да и расстались вы с нею в таком тоне, — как сама же ты пишешь; а какой же это тон? не любви и мира, но…
'Имеешь расположение взаимное к каждому'. — Оставя других, будем говорить о ней: она тебе сделает досаду или оскорбление, это весьма худо сделает, — не спорю: но неужели должно тем же платить? Чьи мы ученики? Она расстроена, ты взаимно. Но власть на твоей стороне, а у ней сугубая скорбь: и о том, что оскорбила и не получает материнского прощения; но видит в обхождении холодность; одно проходит, — другое подобное готово; а враг торжествует, непрестанно посевая семя раздора. Разбери получше себя без самолюбия: не найдешь ли виновною в подобных случаях? Тут требуется не прихоти исполнять, а явить материнскую любовь или снисхождение, — и довольно.
О самоукорении я тебе много предлагал, но что-то не много действует; писал о средствах к миру, но ты принимаешь не так; говоришь, мирна, — но мира нет.
Приносишь покаяние о взаимном расположении, — но такое ли оно должно быть? Покаяние истинное, от смирения и сознания своей греховности к Богу и к ближнему, все бы козни вражьи уничтожило, попалило и в прах рассыпало, и мир бы водворился; — а то его нет!
Пишешь ты, что готова жизнью пожертвовать к моему спокойствию, а после говоришь: через силы послушание возлагаю на тебя, ежели С-а останется у тебя.
В чем же мое спокойствие состоит? Неужели в том, чтобы ее успокоить в твоей келлии, а тебе оным доставить отягощение и оскорбление? Нет, но чтобы был обоюдный мир, а от оного польза и спасение: вот мое утешение и успокоение! Мир не достигается без борьбы со страстями и победы над ними, а когда они наши господа, то где мир? — не всегдашний ли плен?
Ты так мною избалована: я все, и писал, и говорил по тебе, а страсти твои и от тебя и от меня утаивались, — и вот до чего дошло! Предлагала и предлагаешь свои немощи: да разве немощи душевные исцеляются отшельничеством и уединением? не паче ли умножаются? А при сообществе есть случай лучше видеть себя, укорять за неисправление, прощать ближним, — да и сами получим прощение.
После того случая, как я писал к вам оскорбительное письмо, и после вашего раскаяния, полагал, что мир между нами водворится, и послал к тебе твои замечания, чтобы ты С-у ими обличила и вразумила, а ты поступила иначе. Я и сам мог бы ее ими обличить, но считал это короче. Где ж послушание?
На что мы читаем и пишем отеческие книги? Не для того ли, чтобы обретать от них духовную пользу на деле, а не на слове точию. Когда ладья наша плывет по тихому морю, тогда все безопасно и спокойно; но когда восстанет буря и находимся в беде потопления от волн морских, тогда-то нужно приниматься за снасти — работать, трудиться, писания отеческие к себе обращать и взывать ко Христу:
Все, что я к тебе написал, — воистину от болезненного сердца и от сожаления о твоем бедном и жалком устроении, но не в защиту С-и, а дабы ты беспристрастно рассмотрела себя и принесла истинное раскаяние и исправление.
Тебе предлежит: или торжество веры, или отпадение… Вера испытуется противными случаями: вспомни, что ты не много более недели по принятии образа пробыла во успокоении и благодатном утешении. Но как бурю всегда предваряет тишина, то и тебе спокойствие было предвестием брани; да иначе и быть нельзя, — а то бы ты вознеслась превыше небес. А как с 19 числа октября приразились ветры сомнений и проч. и восстали сильные волны, то и корабль твой стал влаяться и колебаться, с опасением отнесенным быть в дальнюю страну.
Колебалась вера! — но был ли покой? борьба и доселе продолжается… блюди! познай, что все это попустилось за самонадеяние твое. Ты считала свою веру непоколебимою, — и думала 'в обилии твоем, оною в век не подвижешься. Но, отвратившу Господу лице, находишься в смущении' (Пс.29:7)!
Но что-то луч надежды блещет перед мною, что брань сия на лучшее произойдет. Не моей пользы или С-й ищу, но истинно, от болезни сердца в твоем устроении, все сие тебе пишу. Что ж бы было, ежели бы я замолчал? Принятие образа не шутка!
С-у оставить у тебя, или нет, я отдаю на твою волю, чтобы благое было — непринужденное. Она этого желает и с чистым раскаянием, во всем себя укоряя, хочет положить благое начало к жизни: то, при благом обеих вас предложении, сила Господня в немощах ваших совершится; когда одна с верою вопрошает, а другая с любовью отвечает, то и созиждется град мира. О прошедшем, как должно, все переговорить, и надобно все предать забвению, и Бог мира и любви будет с вами.
Я не прошу тебя о принятии ее, потому что видел, что ты через силы твои считаешь сие, то и буду виновным твоей тягости, я и так за сие много скорблю; впрочем думаю, что тягостна она при теперешнем твоем настроении, а когда очистится небо от облаков, то и в воздухе будет благорастворение.
Ежели ж не желаешь иметь ее у себя в келлии с мирным залогом, то отпусти; и прошу простить ее и меня в нанесении тебе скорбей, а ее Бог силен управить ко спасению.
Что ж касается до меня, то, по летам моим и слабости здоровья, думаю, не закоснит изшествие мое, аще будет воля Божия; а ты прочти письмо старца Паисия к Марье Петровне Протасьевой.
Не знаю, почему это с 18 декабря в письмах твоих изменился мой титул на высокопреподобного, когда и преподобного прежде не было? Я писал тебе тем же тоном для показания тебе моего прискорбия о том, что в письмах — преданность, учтивость, но растворена чем-то другим.
С началом нового года да положим во всем начало: в делах, в покаянии, смирении, любви и повиновении слову Божию и отеческим учениям. Мир тебе!
Мир тебе и благословение Божие! От 14 марта письмом твоим сознаешь вину свою предо мною, просишь прощения во всех против меня сомнениях, которые, по действу вражию, возникали в чувствах твоих.
Пишешь, что видишь как враг, завидуя пользе, которую ты обретала через мои вразумления, восстал, чтобы отторгнусь от меня. — Сознание в твоей вине и немощи — стать противу козням вражьим, а следовательно и последующее оным смирение для меня приятнее твоих исправлений, не имущих смирения. Через оное силен Господь упразднить всю силу вражью, тебе стужающую, и даровать тебе мир.
По истине скажу: я давно тебя во всем оном простил, и теперь прощаю, но болел сердцем, что ты по действу вражью увлекалась неправильными мнениями и мыслями, виня других в том, в чем невинны были во многом. Оставляю все, не буду дробить, и ты оставь без повторения и испытания. Я уже писал к тебе, что мы должны простить друг другу, по заповеди Божией, кого почитаем виновными перед нами; а кто невинен в чем, того Сам Бог оправдает. И теперь то же повторяю.
Хотя я грешен, неразумен и немощен душевно и телесно, но не отрекаюсь, — кто ищет с верою утешения или пользы душевной, — сказать то, что Бог подаст омраченному моему уму к их пользе, по вере, и быть в сем орудием милосердого Его отеческого промысла, аще и недостоин. В чем и ты будь несомненно уверена; но польза состоит не от меня, а с какою верою и произволением будешь искать и принимать мои слова. — С верою? — то и через грешника получишь пользу; а без веры или с сомнением и испытанием, разбором слов и действий? — то, хотя бы и праведен был, пользы быть не может. Это знаешь и от отеческих учений, и на деле испытала.
Не упрекая тебе сие пишу, но утверждая на прежнее. А мою готовность всеусердно представляю, и в просьбе твоей — пощады отеческой — прошу не сомневаться. И что теперь мною написано, не прими за непощаду или за оскорбление, чего кажется тут и нет: но я предупреждаю, дабы враг паки не подкрался со своими кознями.
Паки повторю, что искренно желаю, да твое сознание и покорность принесут плод смирения, могущее и козни вражьи упразднить, а тебе даровать прочный и спасительный мир!
Поздравляю тебя с приближающимся праздником Воскресения Господа нашего Иисуса Христа; да сподобит Он тебя встретить и праздновать оный мирно с сердечной радостью — чего есмь усердный желатель,
