приобрела характер почти ослиного упрямства.
Нет, мадам Тартавель не высказывала ярого возмущения. Только просьбы, только слова, а потом и вовсе холодное молчание. Тему старались обходить. Прошло уже достаточно времени, но отчуждение между двумя людьми, столько лет прожившими душа в душу, нарастало буквально с каждым днем. Оба супруга старались. Фредерик пытался сломить в себе гордыню в угоду жене, а она — забыть, закрыть глаза на несправедливость к детям в угоду мужу. Но ничего не выходило.
Особенно тяжело было, когда мадам Тартавель находила в почтовом ящике злополучный чек, который то и дело сновал из Голландии во Францию и обратно. В конце концов Фредерик распорядился, чтобы почту приносили не домой, а к нему в контору. Но легче не стало, ведь это была последняя ниточка, связывавшая мать с детьми. Теперь не стало и ее. Жозефина отвлекалась от гнетущих мыслей своим садом. Она была матерью в полном смысле этого слова и ничем другим кроме семьи никогда в жизни не занималась. Никакой другой сферы самореализации. И вот дети выросли. Она до последней минуты лелеяла надежду, что Жак и Жанлен не покинут стареющую мать, не уедут из Парижа.
Как ни старалась она оправдать мужа, но простить ему вынужденную разлуку с сыновьями не могла. Да из-за чего, собственно, вышла ссора? Отец отказал им в главном, в свободе воли.
Но и его, однако, можно понять. Для кого столько лет он возводил нерушимое здание фирмы, лучшей нотариальной конторы в Париже?
И Жозефина молчала, чувствуя, что нельзя упрекать мужа.
Особенно тяжело было в дни рождений. Невыносимо тяжело. Старшие дети всегда приезжали с поздравлениями и подарками. Но места близнецов пустовали, вопиюще пустовали глянцем кожаных стульев, доводя мать до отчаяния.
Так или иначе, а разговоры за праздничным столом всегда сводились к вопросу: а как там поживают Жак и Жанлен? Старшие братья не ссорились с ними и располагали некоторыми сведениями о судьбах непокорных отщепенцев.
Жозефина слушала с особым вниманием, ловила каждое слово. И не без радости отмечала, про себя разумеется, тщательно скрываемый интерес Фредерика. Муж всеми силами пытался натянуть на лицо маску безразличного презрения, но складка на лбу, появляющаяся только в минуты особых волнений, выдавала его с головой.
Еще хуже бывало в их дни рождения. Мадам Тартавель однажды не выдержала и позвонила Жанлену, но выяснилось, что он в командировке, так прогнусавил автоответчик. Само собой, муж не узнал об этом звонке. Жозефина не решилась оставить сообщение…
И вот вчера муж вернулся из Гавра в каком-то подавленном состоянии. Он не выходил из своего кабинета, хотя ничем особенным занят не был. Мадам Тартавель знала это, поскольку несколько раз заставала Фредерика у окна — явный признак одолевающей мечтательности пополам с сентиментальностью.
Жозефина знала, что обычно задумчивое состояние мужа есть прямое следствие — а точнее, внешнее проявление мыслей о сыновьях. Вытерев руки, которые были черны от земли, она постучала в дверь кабинета.
— Войдите.
Его глухой голос настораживал еще больше.
— Фредерик, — начала Жозефина издалека. — Как считаешь, что заказать Полю, он едет в город, индейку или курицу? Или, может, запастись говядиной?
Фредерик растерянно смотрел на нее непонимающими глазами. Его словно вырвали из другого мира: как странно было слышать о столь прозаических вещах после философских, далеких от всего земного мыслей.
— Не знаю, дорогая, — пожал он плечами. — Как сама решишь. Мне все равно.
— А как думаешь… — Жозефина запнулась, но, помолчав, довела до конца начатую фразу. — Как думаешь, Жак… Жак и Жанлен приедут на годовщину нашей свадьбы? Ведь тридцать лет…
— Я бы не стал на это рассчитывать, — пробормотал Фредерик, явно стараясь спрятать глаза.
Он отвернулся к окну. — Я бы не стал, дорогая.
Ты же знаешь, они, наверное, и не вспомнят.
«Сколько горечи было в этих словах! Сколько детского стыда и страха. Ну что стоило позавчера просто подойти к ним, заговорить, хотя бы поздороваться. Месье Тартавель раскаивался в своем поступке. И самое смешное, он точно знал, что его к нему толкнуло. Нет, уже не гордость, а страх. Фредерик не знал, как сыновья поведут себя. А вдруг насмешливо, вдруг не захотят говорить? Чего ждать от этих юнцов, одному богу известно. Нельзя так компрометировать себя. Ведь Фредерик Тартавель их отец и глава фирмы. Но ребята, кажется, были ошарашены встречей и даже смущены. Они разом опешили и…
— Что с тобой? — спросила Жозефина. — Что-то случилось в Гавре? В отделении твоей конторы?
— Нет… Нет, ничего. — Он странно замялся, словно стараясь избежать дальнейших объяснений.
— Но ты сам не свой.
— Просто устал.
Мадам Тартавель не знала, как еще подступиться, с какого конца начать.
— Ладно, — кивнула она.
Муж сегодня не поехал в контору. В будний день — это нонсенс. Что же томит его душу? Но лучше поговорить позже.
— Я закажу говядину к столу. Ведь приедут твои друзья, все должно быть идеально.
Фредерик подошел и поцеловал жену. Прошло столько лет, а он все еще любит ее, любит как мальчишка.
— За время нашей совместной жизни ты ни разу не подвела меня с устроением всякого рода мероприятий. Я полностью могу положиться на твой вкус. Все будет великолепно.
Она улыбнулась.
— Хорошо. — И вышла.
Вышла тихо. Кажется, даже не возмутив своим движением застоявшийся неподвижный воздух кабинета. Месье Тартавель распахнул окно.
Запахи, тонкие ароматы сада в один миг наполнили помещение. Это пахли цветы. Цветы, посаженные ее рукой. Жозефина не утратила ни врожденной грациозности, ни, что удивительно после рождения четверых детей, стройности.
Она еще была красива. И Фредерик не замечал на лице жены тонкой сеточки морщин. Это лицо месье Тартавель любил, любил до глубины души, а когда любишь — не замечаешь недостатков и изъянов.
И вдруг ему захотелось вот прямо сейчас, сию минуту разыскать сыновей и помириться. К черту гордость, к черту страх! В конце концов, они еще дети, мальчишки, заносчивые и своенравные, и он как старший должен уступить. Ради нее. Ради возлюбленной Жозефины. Чтобы, как и раньше, не было между ними пропасти непонимания, чтобы не было запретных тем. Ехать назад в Гавр? Разыскать их? Разумеется, нет смысла звонить в Амстердам, ведь они здесь, во Франции. Но где их искать? Похоже, Жанлен женится. Что они отмечали? Свадьбу или помолвку? Но не будешь же спрашивать у первого встречного, где найти молодоженов. Или еще не молодоженов. Но Фредерик Тартавель ощутил острую потребность действовать. Сейчас же.
Накинув пиджак, он вышел из кабинета и спустился вниз. Жена давала указания Полю — одному из самых старых их слуг.
— Только не покупайте фрукты на рынке или в этих лавочках. Обязательно в магазине. И побольше консервированных ананасов. Денег не жалейте.
— Хорошо, мадам, — коротко ответил Поль и, взяв со стола свою водительскую фуражку, уже направился было к двери.
— Подождите, — остановил его Фредерик. — Поль, вы сегодня один или второй шофер тоже здесь?
— Я отпустила его вчера, — вмешалась в разговор Жозефина. — Он устал после поездки в Гавр и взял на сегодня выходной. Вернется из Парижа к утру.
Месье Тартавель как будто собирался сказать еще что-то, но повернулся и пошел назад.
— А ты собирался в контору? — спросила Жозефина. — Если бы я знала… Но ведь Поль вполне может
