ее части, чего Ариман не мог видеть за склоном.
Пальцы Аримана крепко сжали обтянутую кожей рукоять болтера. Воины наверху обернулись на звук тяжелой поступи Астартес, и он увидел, что их лица закрыты масками из полированного стекла. Безжизненные и невыразительные маски напомнили ему посмертное покрытие из листового золота, накладываемое на лица микенских царей, чтобы скрыть их гниющую плоть.
На последнее заседание Рехахти Магнус пригласил для переговоров Ятири, вождя племен агхору, обитавших в окрестностях Горы. Горделивый вождь пришел в простой шатер Магнуса в одеянии шафранового цвета и церемониальной зеркальной маске, принятой среди его народа. Ятири был вооружен фаларикой и посохом-хекой, не слишком отличавшимся от тех, которыми пользовались капитаны Тысячи Сынов. Несмотря на столетия изоляции, отделявшие Агхору от Империума, Ятири говорил четко и плавно и настойчиво просил Астартес воздержаться от посещения долины. Он сказал, что это священное для его народа место.
«Священное» — именно так он и сказал.
Подобное выражение могло вызвать гнев у многих Легионов Астартес, но Тысяча Сынов понимали первоначальный смысл этого термина — «ничем не оскорбленное, доброкачественное, значительное» — и не придавали внимания значению, относящемуся к религии. Для них это было место, «лишенное несовершенства». Просьба Ятири кое у кого вызвала подозрения, но Магнус дал слово, что Тысяча Сынов с уважением отнесутся к просьбе вождя.
И до сего момента так оно и было.
Сехмет поднялись на гребень долины, и агхору расступились, блеснув лезвиями фаларик. Подобное оружие не могло испугать Аримана, однако он не хотел начинать войну, в которой не было необходимости.
Он продолжал идти навстречу воинам агхору размеренным шагом и вдруг изумленно уставился на представших перед его глазами стражей долины.
Храм братства Пирридов на Просперо представлял собой огромную пирамиду из посеребренного стекла с вечно горящим огнем на вершине, выполненной в форме крестоцвета. А вместо золотых идолов, которые обычно стояли в храмах других братств, в пирамиде возвышалась боевая машина Легио Титаникус.
Соискатели звания пироманта по освещенному курильницами коридору из красного мрамора проходили прямо к могучему «Владыке войны». Этот громадный титан, носящий гордое имя «Канис Вертекс»,[19] когда-то сражался под знаменами Легио Асторум, и на его броне красовался черный диск, окруженный языками синего пламени.
Принцепс гигантской машины был убит, и модератусы тоже погибли в середине Великого Крестового Похода, когда титан был повержен во время жестокой карательной кампании против варварских племен зеленокожих на Каменке-тройке. Согласно приказу Императора, Легион Тысячи Сынов вместе с Легио Асторум и Войском Жизни евгенианцев Панпасифика должен был выдворить эту расу жестоких ксеносов с трех планет Каменки-Ултизарны, на которые предъявлял права Механикум Марса.
Ариман хорошо помнил жестокость той войны, ужасные кровопролитные и изнурительные бои, повлекшие за собой потери тысяч и тысяч воинов. После двух лет непрерывных сражений Имперская Армия все же одержала победу, и боевые знамена украсились множеством наград.
Но победа далась им высокой ценой. Легион Тысячи Сынов лишился восьмисот семидесяти трех воинов, и тогда Магнусу пришлось уменьшить численность, сократив количество братств до Песеджета.
Еще большим огорчением для Аримана стала гибель Апофиса, капитана Пятого братства и его лучшего друга. Воспользоваться этим словом Ариман решился только сейчас, когда Апофис был мертв.
«Канис Вертекс» потерпел поражение на смертоносных полях Кориоваллума[20] в самом конце войны, когда столкнулся с огромной машиной зеленокожих, грубо сколоченной по образу и подобию их агрессивного божества. Поражение казалось неизбежным, но перед вражеским колоссом в сиянии мощи эфира встал Магнус, подобный древнему богу войны.
Два гиганта — один механический, второй из плоти и крови, унаследованной от Императора, — сошлись в горящих руинах, и казалось, плачевный результат битвы не вызывал сомнений.
Но Магнус воздел руки, его отороченный перьями плащ захлопал в порывах невидимой бури, и вся ярость эфира обрушилась на вражескую боевую машину ураганом сверхъестественного огня, разорвавшего материю реальности и потрясшего весь мир до самого основания.
Все, кто в тот день видел величественного примарха, унесут его образ с собой в могилу, и воспоминание о битве против отвратительно раздувшейся машины навсегда останется в их душах неизгладимым шрамом. Перед вернувшимся с поля смертельного боя примархом все десять тысяч воинов почтительно склонили головы.
Но весь контингент Легио Асторум к тому времени был уничтожен, и Калофис, капитан Шестого братства, решил увековечить память об их жертве, вернув «Канис Вертекс» на Просперо и поставив его молчаливым стражем в храме Пирридов. Поклонники огня славились умением производить неизгладимое впечатление, но ничто не могло сравниться с гигантской боевой машиной, на броне которой играли оранжевые отблески неугасающего пламени.
Ариман давно был знаком с невероятно масштабными произведениями культа Механикум, но и ему не приходилось видеть ничего, что могло бы подготовить к встрече со стражами долины.
Все колоссы, стоявшие в конце долины, выглядели одинаково и превосходили ростом даже «Канис Вертекс». Как и Гора, откуда они появились, машины производили загадочное и незабываемое впечатление. Эти высоченные и грозные двуногие сооружения походили формой на очень худого человека. Материал их корпусов цвета слоновой кости напоминал мрамор или керамику, и могло показаться, что все они вырублены из цельного блока.
Их головы были выполнены в виде продолговатых воинских шлемов, усыпанных сверкающими драгоценными камнями, и из-за плеч, словно ангельские крылья, поднимались два плавно изогнутых гребня. Огромные стражи явно были готовы к войне. Одна рука каждой машины заканчивалась массивным кулаком, а вместо второй виднелось вытянутое на манер копья орудие, с тонкого дула которого свисали выгоревшие полотнища знамен.
— Милостивая мать Бездна! — воскликнул Фозис Т’Кар.
Ариман почувствовал, как при виде этих могущественных символов войны рушится его с трудом обретенное спокойствие. Рядом с такими грандиозными сооружениями все, кто находился в долине, казались ничтожными пигмеями. Но он не мог не отметить определенной красоты гигантских машин, так же как и гармоничности самой долины, которую они охраняли. Кто бы ни был создателем Горы, он обеспечил ее достойными стражами.
— Что это? — спросил Хатхор Маат.
— Не знаю, — признался Ариман. — Титаны ксеносов?
— Они отдаленно напоминают машины эльдар, — заметил Фозис Т’Кар.
Ариман согласился. Два десятилетия тому назад на окраине Аномалии Пардус Тысяча Сынов обнаружили флотилию кораблей эльдар. Встреча закончилась мирно, и обе флотилии проследовали своим путем, но Ариман не мог забыть изящества судов эльдар и той легкости, с которой они скользили среди звезд.
— Это, должно быть, боевые машины, — предположил Хатхор Маат. — Калофис умрет от зависти, когда узнает, что мы их видели.
Его слова были недалеки от истины. Как и большинство Пирридов, Калофис наслаждался жестокостью любого конфликта, и, если требовалось стереть с лица земли противника яростным огнем, можно было, не сомневаясь, обращаться именно к нему.
— Уверен, так и будет, — согласился Ариман, с трудом отрывая взгляд от колоссов.
Кроме машин, в долине собралось множество людей из племени агхору, и все они либо держали в руках зажженные факелы, либо в кровь разбивали ладони о барабаны.
Фозис Т’Кар еще держал болт-пистолет в опущенной руке, и Ариман видел, как ему не терпится пустить оружие в ход. Хатхор Маат уже взял на изготовку хеку. Воины, переступившие ступень Доминус
