голосом.
– Адепт третьего класса Паллант Равашоль, – сказал он, в то время как визуальные и слуховые протоколы сканирования обрабатывали данные о его голосе, массе, особенностях и биометрических показателях, прежде чем было решено, что его присутствие санкционировано, и оружие развернулось в режим ожидания.
Он знал, что у него не было причин бояться этих боевых сервиторов, так как он лично разрабатывал их автономные защитные процедуры, но, стоя под стволами их оружия, ему приходилось сдерживать дрожь.
Если бы хоть один протокол дал сбой, он бы превратился в кучку измельчённого мяса, костей и крови.
Равашоль прошёл мимо боевых сервиторов, похлопав мягко провернувшийся ствол роторной пушки, и направился к машине Каба, ощущая привычную смесь недозволенного возбуждения и дрожи по мере приближения.
Она неподвижно стояла в дальнем конце комнаты, гусеничный движитель ещё не был полностью смонтирован на её бронированном сферическом теле. Машина была шести метров в ширину и десяти в высоту, а высоко расположенные наплечники, прикрывающие уязвимые плечевые сочленения, добавляли ещё метр. Одна из покоящихся рук оканчивалась набором огнестрельного оружия, другая несла зловещие энергетические когти и комбинацию из энергоклешни и пилы, которые могли прорезать бронированную переборку звёздного корабля.
Паутина лесов окружала её, и он видел, что оружейные команды Адепта Лаану работали последние несколько дней, устанавливая множество смертоносно выглядящих плазменных и лазерных орудий на гибкие металлические щупальца. Сенсорная аппаратура машины находилась в трёх выпуклых блистерах спереди, слабое оранжевое свечение показывало, что машина находится в спящем режиме.
Она спит, подумал Равашоль, не уверенный, был ли он обрадован или обеспокоен этой мыслью.
И как только он отогнал эту мысль с чувством вины, тусклое свечение сенсорных блистеров загорелось ярче, и машина сказала: – Привет, Паллант. Рада видеть тебя снова.
– Я тоже, Каба, – сказал Равашоль. – Как ты себя чувствуешь?
***
Как ты себя чувствуешь?
Меньше месяца назад он постыдился бы задать такой вопрос. Такие вещи были столь же чужими на Марсе, как и сами чужие, но общение с машиной Каба на протяжении последних четырёх недель было, мягко говоря, необычным, и перевернуло в его голове всё, что, по его мнению, он знал о природе машин.
Это была обычная дневная смена, и он занимался обновлением интегрированных боевых нейронных систем управления боевых сервиторов, охранявших машину Каба, когда она впервые заговорила с ним.
Вначале он был очарован манерой речи машины, восхищаясь доскональностью адепта, который конфигурировал отвечающее устройство. Но с течением времени Равашоль начал понимать, что машина Каба не просто выбирала свои фразы из предварительно составленного списка заданных ответов, но отвечала конкретно на его вопросы. Он придумывал всё более сложные вопросы и темы для разговора чтобы убедиться, что он не просто инициирует заранее подготовленные фразы и ответы, но по мере того, как дни превращались в недели, Равашолю становилось понятно, что он общается с разумной машиной… искусственным интеллектом.
Идея о мыслящем рукотворном устройстве была одновременно очаровательной и ужасной, поскольку запрет на проведение таких исследований был частью пакта, заключённого между Механикумами Марса и Императором.
По мере общения с машиной он всё более убеждался в том, что видит нечто уникальное в истории Механикума, но было ли это продуктом человеческого труда или каким-то неизвестным взаимодействием схем и электронов в рукотворном мозгу машины, он сказать не мог.
Хотя общение с машиной Каба его весьма радовало, он не был настолько наивен, чтобы поверить, будто сможет оставить такое важное открытие при себе, и он решил пойти с этими сведениями к своему начальнику, адепту Лукасу Хрому.
Равашоль оставил просьбу об аудиенции и вернулся к своей обычной работе, ожидая, что ходатайство будет рассматриваться несколько месяцев, но через неделю, к своему изумлению, он обнаружил, что прошение удовлетворено.
Он вспомнил ощущение трепета и страха, охватившее его, когда он подходил к рабочим покоям храма, принадлежащего адепту Хрому, по одной из герметично запечатанных магистралей, которые перекрещиваясь, пересекали поверхность Марса, соединяя между собой колоссальные города-кузницы.
Эти монолитные сооружения, покрывающие практически всю выветренную красную поверхность Марса, представляли собой мрачные железные храмы, окутанные дымом и пламенем, громыхающие в несмолкаемом производственном ритме. Храм-кузница адепта Хрома не был исключением; его могучие бастионы были покрыты полированным железом и окружены сотнями охладительных башен, изрыгающих клубы вредоносных испарений в грязно-жёлтые небеса сквозь покрытие куполов.
Изнутри доносился постоянный грохот машин сотен кузниц, и пока Равашоль шёл по величественному пути, ведущему ко входу наверху Тысячи Ступеней Совершенства, стальные статуи древних адептов и их созданий пристально взирали на него сверху.
Адепт Ультеримус безотрывно смотрел с Полых Гор на свой Сигма-Фи расщепляющий двигатель, стоящий на другой стороне покрытой сталью дороги. Тысячи пилигримов, адептов, сервиторов и чиновников заполняли дорогу, каждый из них выполнял какое-либо поручение своего хозяина, и Равашоль ощутил гордость от того, что он был частью такой могущественной организации, как Механикум.
Обутые в сандалии ноги быстро несли его по дороге, обходя тяжеловесных шагоходов, грохочущих преторианцев и длинные танкеры, перевозящие выращенную в баках протеиновую пасту, предназначенную для закачки в бесчисленные распределители питания, кормящие население Марса.
После утомительного восхождения по Тысяче Шагов, его быстро повели от чиновника к чиновнику через множество дверей, украшенных черепом и шестерёнкой, по сбивающему с толку переплетению коридоров, где все виды причудливых и непонятных машин пульсировали механической жизнью.
Внутреннее убранство храма Хрома не было похоже ни на что, виденное Равашолем раньше, это был огромный собор, посвящённый восхвалению Бога-Машины, место, где свет науки и смысла озарял высшие идеалы механического совершенства.
Препровождённый в покои мастера-адепта, могучий храм из стали и бронзы, над которым доминировали воинственные формы боевого титана класса Грабитель, тихо стоящего в дальнем конце, Равашоль оказался перед лордом Марса, который определял его судьбу.
Адепт Лукас Хром тёмным силуэтом возвышался над ним. Широкоплечая фигура техножреца была укутана в тёмно-багровую рясу, почти не скрывавшую многочисленные аугментации, которыми он был благословлён. Ребристые трубки и кабели извивались вокруг его конечностей и скрывались в шипящем силовом ранце, выраставшем из его спины подобно крыльям. Дюжина сервочерепов летала, вырисовывая бесконечный чертёж над его головой, которая, как мог видеть Равашоль несмотря на глубокую тень от капюшона, была выполнена в виде ухмыляющегося железного черепа. Провода вились от челюстей, и пульсирующий красный свет заполнял обе глазные впадины.
– Адепт Хром, – начал Равашоль, доставая планшет с данными и стопку распечаток. – Прежде всего, хочу сказать, как я польщён оказанной честью…
– Ты просил об аудиенции касательно проекта Каба, – прервал его адепт, обходясь без вступления.
Его грубый голос был синтезированным, и казалось, что шипение его силового ранца имитировало тяжёлые, скрежещущие вздохи.
– Ах, да, – сказал Равашоль, мгновенно разнервничавшись.
– Так говори. У меня много забот, и мало свободного времени.
– Да, конечно, мой господин, – кивнул Равашоль, держа планшет. – Я попытаюсь быть кратким, но мне столь многое нужно Вам рассказать. Это совершенно изумительно. Беспрецедентно, я ручаюсь, хотя я наткнулся на это случайно.
