торчали клочками в разные стороны.
– Странно, – отозвался Том из закутка, называемого кухней. – Что ты будешь на завтрак?
– Молоко и жирного кролика. Живого.
– Эл, ты хищник.
– Это ты хищник. Мы будем завтракать вместе. Я – молоко, а он – травку.
– Брось шутить. Я серьезно.
– Я есть не хочу. Молоко.
– Ты так и спала у костра?
– Ага.
Она уже влезла в окно. Эл сидела на табурете, подобрав под себя одну ногу, и смотрела в окуляры на воду.
– Будет сильная волна, – заключила она. – Ветер усиливается. Надо бы окна закрыть.
Том отдал ей стакан с молоком, а сам поставил на стол большую чашку салата и белковый коктейль. Отпил немного и спросил:
– Как думаешь, он скоро вернется?
– Не знаю. Датчиков он не оставил, шпионить не будет.
– Благородство?
– Просто вежливость. Ты зачем ему про полигон рассказал?
– Он боится, что твой экзотизм будет серьезным аргументом против тебя.
– Я отыщу Лондера.
– Зачем?
– Он тоже страдает от этого, но как-то справился.
– Эл, на Тобосе все погибли?
– Лондер нет. Я – да. Странно звучит. Я в том числе.
– Но как? – Том не скрыл изумления.
– Не совсем. Что-то скорее всего сталось. Меня восстановили, а Лондера извлекли до взрыва, только усыпили. Ты должен бы знать.
– Зачем ты мне призналась?
– Затем, что я действительно больше не тот человек, чтобы не питал иллюзий. Это тело не то, что было раньше. Оно – хорошая копия, досконально точная копия, и эта копия последнее время выделывает всякие трюки.
– А тебе не показалось странным, что Машка тебя узнала?
– Машка не в лицо меня узнала. Она узнала то, что внутри, в душе. Меня настоящую. Тело – это же робот.
– Смешная ты Эл, люди себе новые руки, ноги вживляют и считают своими. У тебя все осталось память, опыт, характер, привычки, знания.
– Поменьше бы этих знаний, – вздохнула Эл.
– Том, что ты знаешь о Галактисе?
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне надо отыскать наблюдателя на Земле.
– Все-таки ты согласилась на контакт?
– Я уже поняла, что здесь меня съедят живьем. Не хочу быть жертвой предрассудков и чужих заблуждений. Вот и хочу поискать.
– Надо же? – удивился Том. – А что ты скажешь этому наблюдателю?
– Ничего. Мне нужен только ориентир. Пока я сама справляюсь, а если будет совсем трудно – обращусь к нему, знать бы только, где искать.
– Надеешься на помощь?
– Не надеюсь, но кто знает.
– Ты сильно рискуешь, – предупредил Том, – говоря об этом со мной.
– Я все время рискую. Когда сюда попала – рискнула, в академию – рискнула, на Тобос – рискнула. Это не риск – это жизнь, скучно ходить там, где все ходят, далеко не уйдешь, интересно там, где трудно. А ты свой, я не боюсь тебе признаваться. Я думаю, к тебе допроса в пристрастием не применят и память из тебя не вытряхнут. Если меня арестуют…
– И долго ты будешь проверять себя на прочность, и испытывать терпение? Сколько тебе лет? Двадцать? Больше? Меньше? Ты уже не подросток и к твоим выходкам относятся серьезно. Что за ними стоит? Желание выделиться? Желание узнать, на что ты способна? Что, Эл?
Том поймал ее пронзительный взгляд. Она стала суровой, напряглась как струна. Том редко так с ней говорил. Эл почувствовала подвох, его что-то тревожило и пугало, но это не был страх за собственную безопасность. Другое. Определенно другое. За этим вопросом стояло больше, чем обычный воспитательный ход. Том увидел, как меняется ее взгляд: изучающий, потом прищуренный хитрый, потом суровый, снова хитрый. Темные зрачки расширились. Вдруг на ее лице отразилась тревога.
– Что? Стало не по себе? Подумай, Эл.
– Хочешь, я построю логическую цепочку выводов, от которой тебе тоже станет не по себе. Тот, кто знает, что я связалась с Галактисом, обязательно выразил свое отношение. Так или иначе, плохо или хорошо, этот вопрос задали все, кроме тебя. Допускаю, что ты его задашь. Я смею заключить, что ты лоялен в этом вопросе и допускаю, что ты на моей стороне. Курк отличается изрядной выдержкой, при его-то информированности, ему становиться не по себе, когда он думает, что со мной будет, он сам признался еще не Плутоне. Я тоже неспокойно себя чувствую от всего что твориться. Ты человек, который отличается открытым нравом и эмоциональностью, спокоен, как сфинкс. Том, ты же все обо мне знаешь… А может ты знаешь больше? Сколько живу и знаю тебя, столько задаюсь вопросом, какого лешего ты так настойчиво ловил меня тогда в порту и почему не выдал? Я же историческая находка. Нонсенс, Том! У меня нет веских доказательств, но я уверена, что ты имеешь отношение к Галактису или очень симпатизируешь им, что для землянина не покидавшего планету столько лет, весьма странно. Все, что касается отношений с Галактисом здесь – табу, даже отчетов и информации не добудешь без специального разрешения, а я вчера нахожу здесь звездные карты с графиком моего полета в четырнадцатом секторе. В простое любопытство я не верю, потому что на той карте есть данные топографии, которую я делала, а их еще не обнародовали. Это были не наши карты.
Том понял свой провал. Эл не просто вчера принимала душ. Она близка к разгадке. Он решил молчать до последнего, пока она не выложит все свои доводы. Она не стала продолжать, больше ни слова не
