Адамов грех, но только Христос по мере веры в Него, послушай слова апостола, что «Христос умре грех наших ради, по Писанием» (1 Кор.15:3); и еще «составляет же Свою любовь к нам Бог, яко еще грешником сущым нам Христос за ны умре» (Рим.5:8); и еще «спогребохомся Ему крещением в смерть, да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем и проч.; и что умерый свободися от греха» (Рим.6: 4,7); и что «благодатию есте спасени чрез веру, а не от дел, да никтоже похвалится» (Еф.2:8,9); и еще: «бесте бо иногда тма, ныне же свет о Господе: якоже чада света ходите» (Еф.5:8); и еще: «мы же несмы рабынина чада, но свободным. Свободою убо, еюже Христос нас свободи, стойте» (Гал.4:31; 5: 1); и еще: «яко свободни, а не яко прикровение имуще злобы свободу» (1 Пет.2:16). Видишь ли, как те подвиги, посредством которых, как ты говоришь, истребляется грех, Писание называет делами обновления, свободы и света? Показывает же и превратные направления самовластия, которые ты называешь Адамовым грехом, ибо иметь свободу как прикровение сердца, точнее же злобы, и оскорблять Духа Святого, «и творить волю плоти и помышлений» (Еф.2:3), «наченше духом, ныне плотию скончаваете» (Гал.3:3), и: «должны есмы не плоти, еже по плоти житы» (Рим.8:12). Зная это и подобное сему, равно и то, что делать или не делать, — зависит от нашего самовластия, Божественное Писание порицает не сатану, и не Адамов грех, но нас. Если же хочешь выслушать разумно, скажу тебе всех главнейшее. Ты разные приражения помыслов (преобразующиеся из одного вида в другой) называешь Адамовым грехом: но вот блаженный Павел очевидно и явственно обличает в сем злоумии нас как виновных, говоря: «не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего» (Рим.12: 2). Если же это не (зависит) от нашей воли, но от сатанинского мучительства, и есть остаток Адамова греха, то зачем же мы обличаемся во грехе, подпадая его действию поневоле и будучи мучимы от сатаны? Так и мучиться будем безвинно? Или, может быть, по–твоему, неправеден и Сам Бог, повелевший нам вышеестественное и требующий от нас того, что выше нашей силы? Но это неправда. Да не будет этого! Я спрошу тебя, и дай мне ответ: «Ту силу благочестия, которую имеет естество наше, должны ли мы ежедневно приносить Богу или нет?» Конечно, ты скажешь мне: «Должны, потому что сие Бог дарован естеству нашему и установил заповеди, сообразные нашей силе». А потому, если сегодня приносимое Ему благо есть сегодняшний долг, то покажи мне, что заплатил ты (Богу) за древний долг свой или Адамов? Я же говорю тебе, что не только сего не можешь показать, но и каждодневного своего долга не можешь выполнить вполне. И из чего это очевидно? Из того, что мы не всегда пребываем в одних и тех же добродетелях. Сколько сегодня приложил ты к добродетели, столько изобличил в себе должника прежней, показав очевидно силу своего естества, ибо сегодняшним приложением оказалось, что вчерашнее недостаточество зависело не от естества, но от воли. Посему–то мы и подпадаем действию греха.
Вопрос: Но пусть сие будет так, однако я знаю одно: если бы Адам не преступил (заповеди), я не испытывал бы приражения зла?
Ответ: И это сказал ты неправильно: не испытывать приражения зла есть (принадлежность) естества непреложного, а не человеческого, ибо если мы и одного естества с Адамом, то надлежит и ему быть подобну нам и нам подобными ему. Итак, да уверит тебя сам сей первый человек, что он не был ни непреложен, ни, в частности (преклонен только на одну сторону зла), злонравен, но произвольно преложен, и нарушил заповедь не понуждением естества, но согласием воли. Следовательно, как он доступен был сатанинскому приражению, имея власть послушать или не послушать его, так и мы.
Законоведец: Только теперь уступаю тебе, потому что ты не отрицаешь сатанинского приражения.
Подвижник отвечает: Я и прежде никогда не отрицал сего, ибо знаю, что и Иов был искушаем от диавола, (помню) и слова Писания: «несть наша брань противу крови и плоти, но к началом и ко властем (и) к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы» (Еф.6:12), и еще: «противитеся диаволу, и бежит от вас» (Иак.4:7), и еще: «супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, некий кого поглотити» (1 Пет.5:8). Но поелику вы полагаете, что лукавые (худые) помыслы не ваши, но кого–либо иного, иногда говоря, что это грех Адамов, иногда, что это сам сатана, иногда же — приражение сатанинское, посему мы говорим, что Адамов грех — одно, сатана — другое, приражение сатанинское — иное, а иное лукавые наши помыслы, хотя производящие их причины и заключаются в приражении. Ибо сатана есть самое то лицо диавола, которое покушалось искушать и Господа, грех Адамов есть преступление заповеди первым человеком, приражение сатанинское есть в одном только помысле представляющееся явление лукавой вещи (дела), которое и самому тому, чтобы приблизиться к уму нашему, находит (удобство) лишь по нашему маловерию. Ибо когда в получении нами заповеди ни о чем не иметь попечения, но «всяцем хранением блюсти свое сердце» (Притч.4: 23) и искать внутрь нас сущего Царствия Небесного, ум отступит от сердца и от вышесказанного взыскания, тотчас дает место диавольскому приражению и бывает доступен лукавому совету. Но даже и тогда диавол не имеет власти приводить в движение наши помыслы, иначе бы он не пощадил нас, наводя понудительно всякую злую мысль и не попуская помышлять ничего благого, но он имеет только власть внушать превратное учение в помысле только первой мысли, чтобы искушать наше внутреннее расположение, куда оно клонится: к его ли совету или к заповеди Божией, поелику они друг другу противятся. А посему мы в том, что любим, тотчас возбуждаем наши помыслы к оному (вражию) указанию и пристрастно беседуем в мысли с показавшимся предметом, а в том, чего отвращаемся, не можем медлить, но ненавидим и самое то приражение. Если же, и будучи ненавидимо, оно пребывает (случается и сие), то это зависит не от нового нашего расположения, но укрепляется на нас от прежнего восприятия; а потому (такое приражение) стоит на месте неподвижно, и как одномысленное (в одном только первом помысле бывающее) бывает возбраняемо сердечным негодованием перейти во многомыслии и страсть, ибо одноличное явление, ненавидимое внимающим себе, не имеет естественной (силы) насильно извлекать ум в страсть многомыслия только с помощью одного сердечного сладострастия. А потому, если мы совершенно отступим от сладострастия, то даже и явление в одном помысле прежде принятых образов (или впечатлений) не может более вредить нам или осуждать совесть нашу за то, что мы не обезопасили себя касательно будущего. Ибо когда ум познает безуспешное свое противление прежде принятым образам (впечатлениям) и исповедует Богу прежнюю свою вину, тотчас упраздняется и самое сие искушение, и ум снова имеет власть внимать сердцу и «всяцем хранением» блюсти оное молитвою, покушаясь войти во внутреннейшие и безопасные клети сердца, где уже нет ветров лукавых помыслов, бурно реющих и низвергающих душу и тело в стремнины сладострастия и в поток смолы; нет широкого и пространного пути, устланного словами и образами мирской премудрости, который обольщает последующих ей, хотя бы они и были весьма мудры; ибо чистые внутреннейшие клети души и дом Христов приемлют внутрь себя ум наш, обнаженный и не приносящий ничего от века сего, будет ли то оправдываемо разумом или нет, разве только три сия, поименованные апостолом, «веру, надежду и любы» (1 Кор.13: 13). Итак, кто любит истину и желает трудиться сердечно, тот, по сказанному выше, может не увлекаться и прежде принятыми впечатлениями, но внимать своему сердцу, преуспевать (в достижении) ко внутреннейшему и приближаться к Богу, только да не небрежет о трудах молитвы и жительстве (по Богу), ибо не может не трудиться сердцем тот, кто внимательно воздерживает себя всякий день не только внешне, но и внутренне от мысленных парений и плотских сластей. Таким образом, бывающее в одном помысле приражение мы признаем понудительным, потому что и будучи ненавидимо, оно еще пребывает. Но беседу с приходящими помыслами (называем) произвольною. Это оказалось и на тех, которые не согрешили по подобию преступления Адамова: приражению возбранить они не могли, но беседу с ним и пристрастие вовсе отвергнули.
Вопрос: Следовательно, мы по необходимости приняли преступление Адамово, которое есть грех наш, состоящий в помыслах?
Ответ: Это не есть преступление Адамово, но обличение сладострастия каждого. Но и преступление мы не получили преемственно, ибо если бы мы преступи ли закон по причине преемствования, то необходимо надлежало бы всем нам быть преступниками и не быть обвиняемыми от Бога как преступающим оный по необходимости естественного преемствования. Ныне же сие бывает не так, ибо не все мы преступаем заповедь и не все соблюдаем ее, следовательно, очевидно, что это преступление происходит не от необходимости, но от сладострастия.
Вопрос: Поелику, как ты говоришь, Господь пришел ради сего преступления, то отчего Он не истребил его в Крещении, но еще и ныне каждый имеет власть преступать или не преступать (заповеди)?
Ответ: Преступление, будучи произвольное, как указано выше, никем не преемствуется поневоле, но происшедшая от сего смерть, будучи понудительною, преемствуется нами, и есть отчуждение от Бога; ибо после того как умер первый человек, то есть отчуждился от Бога, и мы не могли жить в Боге. Посему и
