Противъ техъ, которые спрашиваютъ: зачемъ Богъ, сотворивъ человека ленивымъ на добро и удобопреклоннымъ на зло, потомъ наказываетъ его за грехи?
Предлагаемый переводъ сделанъ съ текста Мюнхенской рукописи, въ первый разъ отпечатанной, въ Греческомъ подлиннике, Бернскимъ Библіотекаремъ Албертомъ Яномъ (Iahn) въ журнале Zeitschrift fur die historische Theologie, Iahrg. 1845, 4 Heft, s. 42. Читатели заметятъ здесь, что Маркъ Ефесскій, столь знаненитый по своимъ грознымъ обличеніямъ противъ Флорентинскаго собора и Западной церкви вообще, не менее заслуживаетъ вниманія и какъ мирный учитель чадъ Православной Церкви, хотя труды его въ последнемъ роде очень мало известны.
«Отъ природы медленъ человекъ на добро; и столько недутовъ развилось въ немъ отъ неразумной части души и отъ немощи телесной, что почти необходимо стало ему безпрерывно грешить. Поэтому надлежало бы или сообщить ему какую–либо ангельскую силу, для освобожденія его отъ сихъ недуговъ, и даже высшую ангельской, чтобы онъ могъ творить добро, — или уже не требовать отъ него такой деятельности, для которой напередъ не даровано ему потребной силы, и темъ более не осуждать его за грехи на вечныя, конца неимеющія мученія. Кажется, и самъ Богъ о семъ свидетельствуетъ въ священномъ Писаніи, когда говоритъ:
Противъ такихъ–то умствованій направимъ мы речь свою, при помощи Божіей, и прежде всего заметимъ следующее: Богъ есть, во–первыхъ, Сый, во–вторыхъ, Благій. Сіи два имени — самыя главныя и по значенію обширнейшія изъ всехъ, какія Ему приписываются. Первымъ именемъ Онъ самъ назвалъ себя въ Ветхомъ Завете, предъ Моисеемъ на горе (Исх. 3, 14); а другое употреблено Единороднымъ Его Сыномъ, который для того и приходилъ въ міръ, чтобы сообщить намъ, сколько мы можемъ вместить, веденіе Отца (Матф. 19, 17). Но, когда слышимъ мы, что Богъ есть Сый, мы тотчасъ приходимъ къ мысли о блаженномъ существе Его, по которому собственно Онъ выше всякаго знанія и, какъ некое безбрежное и безпредельное море, заключаетъ въ себе всякое бытіе: когда же Онъ именуется Благимъ, то мы представляемъ Его началомъ деятельнымъ, которое сообщаетъ себя и другимъ существамъ; потому–что, при этомъ лишь условіи, благій и можетъ называться благимъ, если т. е. онъ будетъ благодетельствовать кому–либо. Следственно оба эти наименованія, — и то, которое означаетъ сущность въ Боге, и то, которымъ указывается на Его деятельность, равно должны распростираться, — первое на три ипостаси, которыя суть: Отецъ, Сынъ и Святый Духъ, а последнее на разные роды могущества, на разныя действія. И какъ въ первомъ отношенiи называемъ мы Бога тріипостаснымъ, такъ въ последнемъ по справедливости величается Онъ всемогущимъ.
Что скажуть противъ этого злоязычники, готовые за все упрекать богослововъ? Не будутъ ли порицать последнее разделеніе, яко бы оно противно несложности Божества? Но въ такомъ случае пусть уже они не различаютъ въ Боге, какъ Сущемъ, трехъ ипостасей, когда не хотятъ допустить разности въ действіяхъ Его, какъ Благаго: — тогда по–крайней–мере мудрованіе ихъ будетъ совершено Іудейское и вполне достойно ихъ неразумія. Нетъ; Богъ нераздельно разделяется и неслитно соединяется, — говоря богословскимъ языкомъ. И если въ одномъ отношеніи не выходитъ, отъ разделенія, сложности въ Божестве, то не будетъ ея и въ другомъ; а когда здесь она есть, то должна быть, конечно, и тамъ. Но мы уклоняемся отъ главной мысли. Обратимся же опять къ ней.
Мы сказали, что по первому разделенію представляются намъ въ Боге три достопокланяемыя ипостаси, Отецъ, Сынъ и Духъ Святый, — Отецъ, который предвечно родилъ (Сына) и произвелъ (Духа) изъ своей сущности. Сынъ — рожденный, Святый Духъ — исходящій другимъ некоторымъ способомъ, неизреченнымъ и недоведомымъ: они различаются между собою одними лишь свойствами, или лучше сказать, взаимными отношеніями. По другому же разделенію усматриваемъ мы въ Боге разные роды благодеяній и могущества, — то, почему Онъ называется Творцемъ, Промыслителемъ, Судіею, Праведнымъ, Крепкимъ, Премудрымъ, Царемъ, Господомъ и другими именами, известными въ Богословіи положительномъ. Какъ Сый, Богъ предвечно произвелъ изъ Своей сущности Сына или Слово и Святаго Духа, чтобы явилась совершенная Троица, не препятствуя быть единице по естеству или существу: а какъ Благій, Онъ сотворилъ міръ сей, составивъ его изъ существъ видимыхъ и невидимыхъ, — сотворилъ тогда, когда Ему было угодно, потому– что таковыя действія определяются и приводятся въ исполненіе хотеніемъ, а не необходимо следуютъ изъ сищности Божіей. Поелику же оть единицы (т. е. Отца) двоица (т. е. Сынъ и Духъ Святый) произошла по сущности и вечно, а множественность другихъ существъ — по хотенію и во времени; то въ первомъ случае сохранилось совершенное равенство и тождество, а въ последнемъ тотчасъ явилась разнородность и многообразіе. И въ семъ–то смысле можетъ быть справедливо изреченіе Еллиновъ: все состоитъ изъ тождества и разнообразія
Теперь, — если все создано и распределено Премудрымъ Художникомъ, если все получило въ уделъ бытіе по одной Его милости (ибо могло ди какое–нибудь существо привнести отъ себя что либо такое, что бы не существовало никогда и никакъ), — вдругъ какая–нибудь тварь, недовольная собственнымъ бытіемъ, объявляетъ притязанія на преимущества другой, и, вместо того, чтобы благодарить Создателя за свои преимущества предъ нисшими существами, жалуется на недостатокъ высшихъ совершенствъ, а не хочетъ оставаться при томъ, съ чемъ создана: не покажется ли такая тварь глупою, и можно ли не упрекнуть ее въ строптивости и неведеніи законовъ мірозданія, по которымъ необходимо должно существовать и первое и второе, разнородное и разнообразное? Такъ, напр., если бы растеніе захотело иметь способность чувствовать, а улитка вознегодовала на то, что она не рыба, рыба, что она не человекъ, и наконецъ самъ человекъ сталъ роптать, что онъ не Ангелъ: какой безпорядокъ, какое разстройство произошло бы тогда въ міре!.. — Итакъ, какая же отсюда вытекаетъ обязанность для каждаго существа? Быть довольнымъ своею природой, выполнять свое особенное назначеніе и безпрекословно подчиняться общему порядку вселенной. Если же которая–нибудь тварь будетъ стремиться къ чему–либо, ей несвойственному, то она и въ міръ внесетъ неустройство, — потому–что міръ потеряетъ въ ней нужную часть, — да и сама себя совершенно погубитъ, какъ–то бываетъ со всякимъ членомъ, отторгшимся отъ своего тела.
Притомъ, существамъ безсловеснымъ и неодушевленнымъ природа дала только то, что необходимо имъ для самосохраненія; а разумнымъ и словеснымъ, назначеннымъ не для мимолетнаго бытія, но для безсмертія, даровано еще такое премущество, посредствомъ котораго они могутъ не только располагать и