руководителя. Маленков в свою очередь выпил за здоровье посла. Потом они выпили за здоровье королевы. Маленков обернулся ко мне:
– Давайте теперь выпьем за Ваше здоровье.
«Вот, – подумал я, – какие у нас, однако, человечные руководители». А через несколько месяцев Маленкова назначили директором Усть – Каменогорской ГЭС. Перевели на другую работу, так сказать.
ШОУ – ТАЙМ…»
Литовские леса и поля неслись в окне с приличной скоростью. Полуденный асфальт уже начал показывать миражи – дорога, как будто плавилась на горизонте. Магнитола голосом сумасшедшего Фрэнки продолжала рассказывать о советских лидерах глазами переводчика. Речь уже шла о Никите Сергеевиче свет Кукурузове:
«Помню интервью, которое состоялось у Хрущева с Уильямом Херстом – младшим, сыном владельца крупнейшей газетно – издательской империи США, одного из королей медиа. Я впервые так долго работал – интервью длилось около четырех часов. Хрущев сразу сказал – «Сколько нужно, столько я Вам времени и уделю». Журналисты не поверил своему счастью. Но было поставлено условие: публикация интервью полностью, без купюр.
В меру своего понимания Никита Сергеевич на все вопросы давал исчерпывающие ответы. Считая, видимо, про себя, что он просто ведет курс ликбеза с этими «безграмотными капиталистами».
Когда заранее заготовленные вопросы иссякли, журналисты стали выдумывать на ходу самые неожиданные. Помню один – об отношении коммунистов к религии. Вы, мол, коммунисты – атеисты, а как быть тогда с множеством людей во всех странах, которые верят в Бога? Хрущев пустился в рассуждения:
«Вот читал я еще в юношеские годы рассказ. Не помню, правда, чей. И там была изложена такая история. Шел путник по дороге. Его подкараулили разбойники. Двое. Напали на него и убили. Шли – шли, устали и решили сделать привал, а заодно и посмотреть, что в котомке убитого имеется. Нашли кусок сала. Один вытащил нож и начал сало это резать. Сейчас, думает, закусим. А второй и говорит: «Нельзя сегодня. Сегодня – пятница – день постный». Вот вам и вся религия: человека зарезали, а мясное есть не стали – религия – де запрещает».
Кстати, автора и названия рассказа, который читал Хрущев, ни Институт мировой литературы, ни Пушкинский дом в Ленинграде, ни Союз писателей не нашли. Так никто и не узнал, что за рассказ читал в юности Хрущев. И уж конечно, осталось тайной, читал ли он его вообще. ТРАМ – ТАРА – ТАРАМ…
В 99 случаях из 100, когда со мной встречаются журналисты, они просят рассказать про «Кузькину мать». Понимаю. Но «закрыть тему» мне никогда не удается – то ли журналисты стали неумными, то ли не начитанными, а может, такими они были и всегда… Одним словом, дело было так…
В связи с отменой поездки Хрущева в Диснейленд организовали автомобильную экскурсию по Лос – Анджелесу. Хрущев с интересом посматривал направо и налево. И, конечно же, заприметил американок, щеголявших в шортах. Для Лос – Анджелеса это совершенно обычное явление, Хрущев сказал:
– Интересно тут у вас… Женщины в коротких штанишках. У нас такое не разрешили бы.
Он не разъяснил спутникам, кто такие те, которые «не разрешили бы»… ТРАМ – ТАРА – ТАРАМ…
Насмотревшись из окна автомобиля на частные дома Лос – Анджелеса с ухоженными лужайками перед фасадами, с непременными авто у каждого дома, Хрущев высказался:
– Да, конечно, все устроено аккуратно, чисто, люди хорошо одеты… Но ничего. Мы еще покажем кузькину мать…
«Кузькина мать» – одно из любимых выражений Хрущева. По – моему, публично в первый раз он употребил его несколькими месяцами раньше в знаменитом «кухонном споре» с тогдашним вице – президентом США Ричардом Никсоном. Случилось это при осмотре первой Американской национальной выставки, которая разместилась в московском парке «Сокольники»».
Геннадий вспомнил, как он почти три года жил рядом с великим московским парком, парком, где охотились цари. «Вот было время», – мечтательно начал думу Геннадий Петрович, но его отвлек звук неясного происхождения: «Пик – пик», и что – то красное загорелось на панели управления. «Бензин, сука, кончается. Надо же! Никогда в жизни не кончался! Ну, еще километров тридцать протяну», – решил Геннадий Петрович, но на всякий случай выключил фары ближнего света (что в Европе не допускалось), нажал «офф» на магнитоле и решил убавить кондиционер. Через десять километров он выключил охлаждение совсем.
Не дотянул.
Машина самозаглушилась, руль резко стал неповоротливым без гидроусилителя, Геннадий завернул на обочину. Обочины – гордость Прибалтики – заасфальтированные, непыльные, почти как многие российские дороги. Сразу за обочиной начинался зеленый ковер даже не пожухлой травы – машин – то мало. А через пять метров – уже хвойный лес. Был почти полдень, солнце разогревало чистый лесной воздух, и он наполнялся ароматами детства, а именно, пионерского лагеря. Запах был сладок, приятен, так как маленький Геннадий много времени провел в этих детских лагерях. Он знал одного парня, из соседнего класса, который часто попадал с ним в одну смену. Ему с вожатыми не везло, и запах смолистых сосен и солнечной хвои у него ассоциировался с лагерными лишениями и унижениями, попросту его тошнило.
Геннадий вышел из машины, потянулся, посмотрел назад, бросил взгляд вперед – решил ждать попутных машин, чтобы добраться до заправки. И вдруг из леса выбежало нечто. «Лось, что ли? Да нет, маленький. Олененок или лосенок. Вот это да! Ради этого бензину стоило кончиться именно здесь!» – Геннадий просветлел в мыслях. Хотел подойти поближе, но лосенок несколько секунд посмотрел на нежданного гостя, топнул копытцем и прыгнул обратно в лес.
«Даже на мобильный телефон забыл снять. Ну ладно, думаю, мне и так поверят – не враль», – Геннадий направился к машине, чтобы включить «аварийку». Надо было ждать попутчика.
Из – за поворота показалась легковушка, старенькая иномарка. Геннадий махнул рукой, машина проехала мимо, но оттормозилась метров через пятьдесят, дала задний ход.
Внутри обнаружились грибники. Четыре хлопца ехали с полными корзинками в сторону Вильнюса, уже порядочно под хмельком, не исключая в меньшей степени и водителя.
– Братаны, бензин закончился. Не подкинете до заправки?
– Садись!
Геннадий Петрович без проблем залил бензин в канистру, точнее – пластиковую пятилитровую тару, которую сами заправщики и предоставили. «Понимаем, тут такое часто случается».
Геннадий лил дорогущий евро – бензин на фактически европейской заправке, но система отпуска была такой же, родной и понятной. Не успев нажать на пистолет, цифры полетели бешеным аллюром как в игровых автоматах и спустя доли секунд, но вполне поддающиеся счету, начал заливаться усиливающейся струей бензин. Цифры летели как обычно, но к концу процесса струя уменьшилась, а под самый занавес вообще превратилась в капли. Цифры же работали как часы. – «Вот и тот самый гарантированный недолив. Теперь понятно, почему в пластиковую тару нельзя отпускать – она просто прозрачная, все махинации очевидны».
Спорить Геннадий не стал. В конечном счете, его выручили. Он даже оставил чаевых. «Вот это по – русски, – поймал себя на мысли Геннадий Петрович, – дали лажу, а ты еще и благодарен. В хлебало, по идее, надо давать, а не на чай. Ну да ладно».
Теперь надо было добраться до покинутой машины. На заправке завершал кормление хозяин большой двух – прицепной коровы: на тенте были нарисованы заливные луга и пасущиеся стада – отсюда и ассоциация.
– Молочник, подкинешь километров пять? У меня бензин кончился, вот – набрал, надо обратно.
– Без проблем. Залезай. – На чистом русском ответил молочник, хотя номера были польские.
Геннадий Петрович впервые оказался в кабине настоящего дальнобойщика. Он и сам одно время, после нескольких поездок на тысячу и две с половиной тысячи километров, начал мечтать о карьере дальнобойщика. Но когда ему рассказали на Интернет – форуме, что с заменой одновременно даже четырех баллонов в дождь не сравнится ни одно удовольствие на свете, Геннадий как – то поостыл и на редких популярных ресурсах для дальнобойщиков (больше, конечно, для логистов, выросших из дальнобойщиков)
