- Чево?.. - рассерженно переспросил Лайс.
- Ах!... - воскликнул аз-Захири, сообразив, о чем речь.
- Ты чево такое говоришь, Рами?!
- Четыреста девяносто первый год, - упавшим голосом ответил за Тарега языковед. - Астрологи предрекают, что через три года нас ожидает конец света. Это действительно так, о сын сумерек?
- Спроси своего Бога, - сплюнул косточку Тарег. И желчно добавил: - Это вы с ним общаетесь по пять раз на дню, не я...
- Не кощунствуй! - храбро пискнул аз-Захири.
- Конец света, конец света... - вдруг в ужасе забормотал Лайс. И снова вскинулся: - Мы все погибнем!!!..
- Вставай, ашшарит, верующий в Избранника Всевышнего, - презрительно фыркнул Тарег, поднимаясь с циновки. - У тебя вроде как были благородные намерения - спасти друзей и все такое. Вставай, говорю, трусливый говнюк. У тебя еще есть возможность умереть храбрецом.
Лайс вздохнул, сплюнул и полез из палатки - он недавно пил, и теперь ему очень хотелось отлить. Аз-Захири вздохнул, утер слезы рукавом и принялся собирать их пожитки.
Тарег приложил ладонь ко лбу и посмотрел вперед. Ну что ж, надо признать, Полдореа, что Манат тебя обыграла. Вчистую.
Уговор, говоришь. С богинями, говоришь. А ты еще ломал голову, Тарег: с чего это злющие старые духи так легко согласились тебе помочь.
А они вовсе не собирались тебе помогать - одолеть аль-Лат, в самом деле, что еще за фантазии... Богини от века знали, как извлечь выгоду из глупости людей и сумеречников.
Узза воспользовалась его услугами. А Манат и это, видно, было не нужно. Хозяйка сразу имела на него зуб, была б ее воля, перекусила бы горло без дальнейших разговоров. Но ничего, богам некуда спешить. Богиня может подождать - пока не настанет ее время отдать последний приказ.
И Манат его отдала.
Последним приказом богиня отправила ненавистного сумеречника на верную смерть. В обреченный город, которому осталось стоять считанные дни.
Правильно Узза тогда сказала - глупец.
Тарег опустил ладонь, вздохнул и признал за Рогатой совершеннейшую правоту.
Заморосило, когда они месили ногами грязь в широком русле вади. Туча расположилась прямо над Мединой - в той стороне, где остались долины Байдах и Ула, светлело ясное небо.
Несмотря на осеннюю пору, дождей выпадало мало, и русло Акика не текло водой. На плоском песчаном дне отсвечивал в лужах закат, трепались среди мутной ряби зеленые травяные гривки. Хадбан недовольно дергал повод, проваливаясь в вязкий мокрый песок.
Мост через вади чернел длинной полосой далеко впереди. Но путешественники решили переправиться через подсыхающее русло здесь. Хотелось попасть в Медину через предместья - чтобы не привлекать лишних глаз. На мосту наверняка сидели попрошайки -хотя что они могли бы выпрашивать в этих тухлых сумерках, не смог бы сказать никто. А по дороге вдоль русла тащились и плелись люди и животные, так что на мосту наверняка стояли еще и стражники. Или таможенники. Или кто-то еще, кому трое беглецов совершенно не желали показываться.
Кварталы предместья встретили их грязную, тяжело дышащую троицу гробовым молчанием. Втащив на пологий берег вади сопящего верблюда, Тарег принюхался к воздуху. Пахло Хайбаром. Спекшейся на жаре помойкой. Гнилью. Смертью. И мокрым тряпьем.
В тусклом влажном сумраке морось казалась слизью. Она стекала каплями с дверных косяков, тревожила мутные желтые лужи. Дома щетинились жердями поверх заборов, торчали палками с плоских крыш. Ворота и калитки в серых стенах дувалов стояли наглухо закрытыми. Пробовать их открыть не хотелось - тишина вокруг явно отдавала погостом. Тихим - до поры до времени. Шлепанье шагов казалось неуместным и глупым, как пьяная песня среди могил.
- Ты видишь флаг на башне? - задрав голову, спросил Тарег Лайса.
Восседавший высоко на верблюде бедуин смигнул капли и поднял ладонь ко лбу. Темень густела стремительно.
- Я даже башни не вижу, - наконец, буркнул он.
- В цитадели есть башня. Высокая. В четыре уступа, - устало упрямился нерегиль. - На вершине шпиль. На шпиле знамя. Какое оно?
- Да никакое, о шын греха! Отштань от меня, кафир! Говорю же - ничего не видать ф такой темени! - злобно прошепелявил Лайс. - Отштань!
Оставалось лишь вздохнуть в ответ. Глубокая грязь под ногами и вправду становилась все чернее и чернее в гаснущем свете. Ноги выдирались из нее с утробным, жадным чавканьем. Зыбучая улица засасывала их в холодную жидкую жижу.
Небо раздумало моросить - с него вдруг полило. Лужи взбились крупными каплями, заплескались набегающими пузырьками.
- Мы не дойдем до городской стены! - заорал сквозь ливень Лайс.
- Хочешь ночевать среди шакалов и гул? - глотая холодный дождь, крикнул в ответ Тарег.
Языковед красноречиво дрожал в седле хадбана. То ли от страха, то ли от холода, то ли от всего вместе.
И тут они выплелись на открытое место. Дальше предместья не было - оно выгорело. Серо- фиолетовое небо легло прямо на неровный очерк черных стен и остро торчащих балок. Обугленные стропила провалились, стены раскатились камнями. Пожарище мокло под дождем, скалясь провалами ворот.
- Это еще с тех карматов осталось? - тихо спросил впечатленный Лайс.
- Какая разница... - пробормотал Тарег, вытирая залитое дождем лицо.
С подбородка текла вода, гуляющий на развалинах ветер облепил мокрые лохмотья и тело задрожало.
- Мы тут в темноте не пройдем! - пискнул аз-Захири. - Нужно вернуться и... заночевать!
- Где? - резко спросил Тарег.
- В доме, - зябко поднимая плечи, жалобно предложил грамматист.
- В чьем?
Холодная злость в его голосе насторожила обоих.
- Да тут никого нет! - подал голос с верблюда Лайс. - Тут все дома ничьи уже!
- Да ну? - усмехнулся Тарег.
Нерегиль сказал это тихо, но его, похоже, услышали. Аз-Захири задрожал сильнее.
- Поворачиваем, - процедил Тарег. - Но ночь глядя мы тут и впрямь не пройдем.
Ледяное утро застало их неспящими.
Задвинутая длинным медным прутом дверь сочилась бледным светом сквозь широкие щели. Придерживающий створки прут они примотали к ручкам очажной цепью - для надежности.
Лайс плакал и судорожно дул на угли - все никак не мог поверить, что уцелели. Еще он плакал по верблюду и хадбану. Истошный рев и захлебывающееся пуганое ржание, а потом визг они услышали - когда? В полночь? Под утро?
- Надо было их завести, внутрь завести... - все бормотал бедуин, размахивая ладонью над очагом.
Тарег сказал им сразу, как прислушался к шорохам во дворе дома: погаснет огонь - им конец. Лайс рыдал, хлюпал, дрожал, молился - но поддерживал пламя. Подкидывал отсыревшие дрова и дул, дул на угли, до красноты и вздувшихся на лбу жил.
- Мы бы их тогда не сдержали, - в который раз повторил Тарег. - А так - они отвлеклись. И... поели.
Веки слипались, доски двери плыли и разъезжались перед глазами. Дрожа, он отнял ладони от шершавого дерева. В правой дернуло болью - ну да, заноза. Когда в дверь ударило с той стороны, рука
