которое так любили греческие отцы. «При [непосредственном] рассмотрении, — пишет Ранер, — пребывая в Самом Боге, и более не пребывая в бесконечной скудости нашей ограниченности, мы обнаружим, что Он непостижим».
Из этого вполне очевидно, что учение Карла Ранера предполагает возврат не только к доавгустинову богословию, но и к основным предпосылкам христологической мысли, которые рассматривались во всей этой книге. Это совпадение не может быть объяснено только ссылкой на патриотическое образование самого Ранера; оно также показывает поразительную актуальность для нашего времени святоотеческого взгляда на христианскую миссию. Именно в противостоянии вызову, который бросают модернистские учения, современное западное христианское богословие в лице своих лучших представителей может открыть свои подлинные корни. Экуменическое значение подобного открытия неоценимо.
