греки и французы, — словом «монета» (money, moneda, moeda, maoth, monnaie). Итальянцы и русские говорят о монетах (динарии), когда хотят назвать деньги вообще (danaro, деньги), такое же выражение существует и у испанцев и португальцев. Поляки, богемцы и словаки называют деньги пфеннигами (монетами): pienadze, penize, penize — точно так же, как и кроаты, далматинцы и босняки. Датчане, шведы и мадьяры тоже говорят о монетах (пфеннигах), когда хотят обозначить деньги (penge, penningar, penz). Так же поступает и араб, потому что его выражение для денег «fulus» обозначает «монеты». На языке бари (живущих в верховьях Нила) слово «naglia» {бусы) значит в то же время «деньги» (Fr. Muller. Wien. Acad. Schriften, phil. hist. Sect. B. 45. S. 117). а нубийцы называют металлические деньги schangir — «раковины с надписью» (каури, снабженные надписью — чеканка)].
Какое большое влияние оказывает на возникновение денег привычка [привычка как фактор в процессе возникновения денег упоминается Кондильяком (Le commerce et le Gouvernement, 1776. Part. I. Сh. 14); Ле Тросне (De l'interet social, 1777. Ch. III)], видно непосредственно из рассмотрения только что изложенного процесса, путем которого определенные блага становятся деньгами. Обмен товаров, обладающих меньшей способностью к сбыту, на товары с большей способностью к сбыту вызывается экономическими интересами всякого отдельного хозяйствующего индивида, но фактическое проведение таких меновых операции предполагает понимание этого интереса со стороны хозяйствующих субъектов, соглашающихся принять в обмен за свой товар благо, само по себе для них, быть может, совершенно бесполезное, только ради большей его способности к сбыту. Никогда сразу все люди не приходят в одно и то же время к этому пониманию. Наоборот, сначала только часть хозяйствующих субъектов начинает понимать преимущество, достигаемое тем, что они во всех случаях, где непосредственный обмен их товаров на потребительские блага невозможен или очень сомнителен, согласятся принять в акте мены другие товары, обладающие большей способностью к сбыту, — преимущество, само по себе совершенно независимое от общего признания какого-нибудь товара деньгами, так как подобный обмен всегда и при всех обстоятельствах сильно приближает отдельного хозяйствующего индивида к его конечной цели — к приобретению нужных ему потребительских благ. Но так как нет лучшего средства просветить людей насчет их экономических интересов, как дать им возможность на примере видеть успех тех, кто для осуществления своих интересов прибегает к правильным средствам, то станет понятным, что ничто так не способствовало возникновению денег, как именно то обстоятельство, что наиболее предусмотрительные и дельные хозяйствующие субъекты практиковали в целях собственной экономической пользы в течение долгого времени прием товаров, обладающих наибольшей способностью к сбыту, в обмен на все другие товары. Таким образом, практика и привычка немало способствовали тому, что наиболее в данное время способные к сбыту товары стали приниматься в обмен за все другие товары не только многими, но и всеми хозяйствующими индивидами [объяснением того своеобразного явления, что с развитием культуры некоторые блага, именно золото и серебро в форме монет, охотно принимаются в обмен на другие товары всеми, даже и такими лицами, которые не имеют непосредственной потребности в подобного рода благах или обладают ими в достаточной степени, занимались уже великие мыслители древности, и вплоть до наших дней длинный ряд исследователей занимался этой проблемой больше, чем каким-либо другим вопросом нашей науки. Что благо отдается владельцем в обмен на более для него полезное, это понятно даже простому человеку; но чтобы каждый хозяйствующий субъект охотно соглашался обменять свои товары на маленькие кусочки металла, которыми обыкновенно только немногие могут воспользоваться непосредственно, такое явление настолько противоречит обычному ходу вещей, что не удивительно, если оно казалось «таинственным» даже такому замечательному мыслителю, как Савиньи (Obligat. II. 406). Задача науки состоит здесь в объяснении общего поведения людей, мотивы которого неясны, и, конечно, естественнее всего было, в особенности ввиду монетной формы денег, свести его к соглашению людей или к выражению общей воли — закону. Такого объяснения придерживаются Платон и Аристотель. Первый называет.(de rep. II. 12) деньги «условным меновым знаком», а Аристотель говорит в часто цитируемом месте (Eth. Hie. V. 8), что деньги возникли путем соглашения, не из природы вещей, а путем закона. Еще яснее выражает он это мнение в другом месте (Pol. I. 6). «Люди, — говорит он, — условились давать и принимать за каждый товар нечто, как эквивалент», и отсюда появление денег. Римский юрист Павел, взгляды которого на происхождение денег сохранились для нас в Юстициановском законодательном сборнике (1. 1. D. de contr. ernt. 18. 1) решает этот вопрос так же, как и греческие философы. Он указывает на затруднения исключительно меновой торговли и полагает, что они были устранены публичным институтом — деньгами. «Было выбрано вещество, общественная оценка которого, освободив его от колебаний, присущих другим товарам, сообщила ему постоянную внешнюю (номинальную) ценность; это вещество было снабжено со стороны общества знаком (его внешней ценности), и употребление и меновая сила его основываются не столько на его субстанции, сколько на номинальной ценности». Таким образом, и Павел сводит происхождение денег к общественному авторитету. Рядом с этим, однако, проявляется уже и в древности стремление свести особое положение, занимаемое благородными металлами среди прочих товаров, на их специальные свойства. Аристотель указывает (Polit. I. 6) на легкость их хранения и перевозки, а в другом месте (Eth. Nic. V. 6) на сравнительно большую устойчивость цен. Ксенофонт же (de vectigal Athen. 4) отмечает даже широкие количественные границы способности их к сбыту, в особенности серебра. Если, аргументирует он, на рынок будут доставлены продукты медника, кузнеца, даже вино и хлеб в очень больших размерах, то они сильно упадут в цене, тогда как серебро и золото (последнее не в такой степени) постоянно находят выгодный сбыт. На сохраняемость и прочность благородных металлов, в особенности золота, обращал внимание уже Плиний (Hist. nat. 33. S. 19, 31).
Необыкновенно богатая литература средних веков и XVI столетия по вопросу о монетах и мерах тщательно собрана в «Biblioteca nurnmaria» Лаббе (ed. Reichenenberg, 1692). «Collectio Budeliana» (1591), Freyer. De remonetaria, 1605 (здесь трактаты Орезма и Биэля) содержат много замечательных сочинений своего времени. Рошер (System I. § 116. 5) отметил некоторые важнейшие из них с усердием тщательного исследователя. Они занимаются большей частью практическими вопросами монетного дела, в особенности вопросом о содержании и границах права государей изменять монету и об имущественно- правовых последствиях таких изменении, вопросом, ставшим очень важным ввиду постоянных злоупотреблений правительств в этом отношении. При этом некоторые не упускают повода исследовать вопрос о происхождении денег, решая его на основании попыток древности, с непременной ссылкой на Аристотеля. Так это у Орезма — ум. 1383 (Tractat. de orig. et jure etc. ed. Freyer. P. 2, append.); Биэля — ум. 1495 (Tract. de monetis, ed. Treyer. P. 33); Молина (Tract, de mutatione monetarum, 1555, edit. Budeliana. P. 485); Куарувиа (Veter. numm. collat. (около 1560), edit. Bud P 648); Малесруа (Paradoxa. Op. cit. 1566. P. 747); Менохий (Consilia. Op. cit. P. 705); Буделий (De monetis et re nummaria, 1591. P. 10). Ход исследования почти у всех писателей этих таков: сначала они излагают затруднения, в которые ставит оборот исключительно натуральная меновая торговля, затем указывают на возможность устранения их путем введения денег, далее они в своем изложении упоминают об особенной приспособленности благородных металлов для служения этой цели и, наконец, приходят с ссылкой на Аристотеля к заключению, что последние действительно стали деньгами путем общественного установления «деньги есть орудие, искусственно придуманное», — говорит Орезм (Op. cit. Р. 2); «или по собственной природе, или по установлению людей», — говорит Биэль (Op. cit. Р. 33); «изобретение и установление денег принадлежит международному праву». Молина (Op. cit Р. 486). Заслуги некоторых из этих писателей велики, так как они выступили против злоупотреблений государей в области монетного дела, но в вопросе о происхождении денег они не пошли дальше взглядов древних. Старые итальянские и английские писатели не представляют исключений в данном случае. Даванзати (Lezioni sulle rnonete, 1588) следует еще строго Аристотелю и Павлу и сводит происхождение денег (Р. 24, ed. Cust.) к государственному авторитету («per legge accordata»), точно так же и у Монтанари (Della moneta. Cap. I. P. 17, 32, cap. VII. Р. 118, ed. Cust.) и Робертса, широко распространенная энциклопедия торговли которого (Merchants map. of commerce, 1638) лучше, чем всякое другое сочинение XVII столетия, отражает современные ему народнохозяйственные взгляды Англии,
