и много. Те, кто взялись за перо, были рассказчиками или (и более часто) такими лицами, к–рые расспрашивали, в особенности это были те, кто не мог жить близ рассказчиков и одушевлялся желанием возвестить всему миру результаты своих изысканий. Таким образом были записаны и редактированы различные эпизоды и речи… Фрагменты, из к–рых составлялись эти рассказы, были не одинакового происхождения и ценности, ибо из первых рук шло далеко не все».
Эта теория, хотя и содержала элементы правдоподобия, не могла объяснить существ. единства композиции синоптиков, сходства избранных ими эпизодов и речений.
На кардинальный вопрос о Богочеловечестве Христа Ш. отвечал путано и уклончиво. По его словам, надо избегать двух опасностей: *докетизма и учения *эбионитов. Из этого предостережения можно было бы заключить, что Ш. следует Халкидонскому догмату, но на деле он интерпретирует его столь туманно, что лишает догмат его прямого смысла. Ш. постулирует абсолютную безгрешность Христа, верит в Его совершенство, но собств. полупантеистич. понятие о Боге не позволяет ему верить в Боговоплощение. Отвергая «эбионитство», т. е. взгляд на Спасителя только как на человека, он не в состоянии предложить этому взгляду ясной альтернативы. Перед лицом чудесных фактов евангельской истории Ш. проявляет робость и отдает дань рационализму, против к–рого сам же боролся. Это особенно бросается в глаза, если обратиться к толкованию Ш. пасхальной тайны. Христос, говорит он, действительно явился ученикам во плоти после Голгофы, как об этом повествуют Евангелия. Но умер ли Он на кресте? «Бесполезно углубляться в этот вопрос, поскольку ничего определенного установить здесь невозможно». Иными словами, Ш. лишь слегка маскирует грубо–рационалистич. гипотезу *Паулюса. По существу, Христос для Ш. — это уникальный человек, в силу Его особой связи с Отцом по достоинству именуемый Богочеловеком. Его явление есть чудо, потому что «не может быть объяснено средой, к к–рой Он принадлежал». Это чудо «имеет основание только во всеобщем источнике духовной жизни, в творческом Божественном акте». Критики Ш. отмечали, что все это справедливо по отношению ко многим святым и религиозным гениям, но отнюдь не соответствует вере Церкви, запечатленной в Евангелии. Не случайно *Де Ветте, слушая проповеди Ш., поколебался в своих христ. убеждениях.
Герменевтика Ш., в отличие от его христологии, является ценным вкладом в библ. науку, а также и в общую герменевтич. теорию (см. ст.: Герменевтика; Новая герменевтика). Ш. подчеркивал, что экзегеза должна не ограничиваться объяснением неясных мест, а стремиться выработать определ. принципы п о н и м а н и я текста, глубже проникнуть в сами закономерности процесса понимания. Этот процесс диалектически слагается из внутреннего сродства читающего с автором и одновременно из их «чужеродности». «Чужеродность» обусловлена дистанцией между читателем и Писанием (временной, личностной и т. п.), что собственно и вызывает необходимость в толковании; но если бы у читающего не было сродства с мыслью писателя, текст остался бы для него за семью печатями. Интерпретатор должен учитывать, что текст Библии и любого другого памятника зависит как от особенностей его языка, так и от личных особенностей автора. Эти два фактора создают «напряженность», они и противоборствуют друг другу, и дополняют один другого. Процесс понимания носит творческий характер, требует интуитивного вживания в текст и одновременно его анализа. Герменевтика предполагает род экзегетич. искусства. Она помогает увидеть в тексте глубинные пласты, к–рые, быть может, не до конца осознаны даже самим автором. «Грамматическая» экзегеза ориентируется на законы языка, «психологическая» направлена на особенности того или иного автора. Ш. сформулировал 7 правил «психологической» экзегезы: 1) необходимо уловить общий смысл и композицию произведения; 2) увидеть связь целого и частей; 3) понять особенности стиля автора; 4) учитывать, что это понимание не может быть абсолютным и исчерпывающим; 5) приблизиться к индивидуальному миру автора, составить представление о его личности и жизни; 6) сочетать интуитивный и аналитич. подходы; 7) учитывать как содержание текста, так и его адресат. Следует подчеркнуть, что одним из важнейших приемов герменевтики Ш. была ориентация на «вживание в текст», внутреннее отождествление с автором.
? Das Leben Jesu, В., 1864; Sammtliche Werke, Bd.1–30, B., 1835–64; Hermeneutik, Heidelberg, 1974; Der christliche Glaube, Kritische Gesamtausgabe, B. — N.Y., 1980, Bd.7.
? Прот.*Б у т к е в и ч Т., Учение текстов о религии и ее сущности, ВиР, 1903, № 20–21; Г а б и т о в а Р.М., «Универсальная» герменевтика Фридриха Ш., в кн.: Герменевтика: история и современность, М., 1985; Г а й м Р., Романтическая школа, пер. с нем., М., 1891, гл.3; *М у р е т о в М.Д., Протестантское богословие до появления Штраусовой «Жизни Иисуса», Серг.Пос., 1894; О р н а т с к и й Ф., Учение Ш. о религии, К.,
1884; ФЭ, т.5; Ц и г л е р Т., Умственные и обществ. течения 19–го века, СПб., 1900; ЭСБЕ, т.39; *B а r t h K., Die protestantische Theologie im 19. Jahrhundert, Z., 1960; D i l t h e y W., Leben Schleiermachers, Bd.1–2, B., 1970; N i е b u h r R., Schleiermacher on Christ and Religion, N.Y., 1964; Р е i t е r H., Schleiermacher, in: Klassiker der Theologie, Munch., 1983, Bd.2, S.74–88; R e d e k e r M., Friedrich Schleiermacher, B., 1968.
ШМИДТ К.Л.
(Schmidt) Карл Людвиг (1891–1956), нем. протестантский библеист, один из основоположников *«истории форм» школы. Род. во Франкфурте–на–Майне. Окончил Берлинский ун–т. Был проф. НЗ в ун–тах Гиссена (1921), Иены (1925), Бонна (1923–33). В 1933 уволен нацистами, а в 1935–53 проф. НЗ в ун–те Базеля. Свою основную концепцию сформулировал в 1919 в книге о жизни Иисуса («Der Rahmen der Geschichtе Jesu»). Сущность этой концепции сводится к следующему. Евангелисты не претендовали на роль «биографов» Христа. Евангелисты излагали *керигму, развивавшуюся в свете пасхального опыта учеников. Они опирались на *устную традицию, к–рая не содержала целостного повествования, а передавалась в виде отдельных «форм»: кратких рассказов и речений. Целостность была присуща только сказанию о Страстях. Древнейший из евангелистов, Марк, скомпоновал разрозненные «формы» *Предания, соединив их собственными связующими фразами (напр., 1:14–15; 2:13). Использованные им «формы» отражали прежде всего проблемы, волновавшие Церковь в период написания Евангелия. Поэтому у Марка и др. евангелистов следует искать отражение *«жизненного контекста» *языко–христианских общин, а не самой евангельской истории. Евангелия содержат в первую очередь «коллективное богословие» общин. Критики Ш., соглашаясь, что Евангелия носят не биографич., а керигматич. характер, тем не менее указывали на наличие в них многочисл. отголосков «жизненного контекста» Палестины евангельского времени (см. ст. Евангелия). Следует отметить, что Ш. считал источником богословия *первообщины христианской «пасхальный опыт» апостолов, уникальное событие, к–рое
не было просто частью мировой истории и могло быть истолковано лишь в свете Писания. Это событие и этот опыт составляли основу ранней керигмы, к–рая затем постепенно осмыслялась с помощью библ. *мессианизма.
? Jesus Christus im Zengnis der Heiligen Schrift und der Kirche, Munch., 1936.
? Theologische Zeitschrift, 1956, № 12; см. ст. «Истории форм» школа.
ШМИДТ Я.И.
Яков Иванович (1779–1847), рус. востоковед, деятель *Росс. библ. общества. Род. в семье амстердамского коммерсанта, к–рый в связи с разорением фирмы после нашествия французов (1795) покинул Голландию и переселился в Россию. Торговые дела привели Ш. в Калмыкию, где он неск. лет изучал местный язык и культуру. Во время Отечественной войны 1812 Ш. обосновался в Петербурге, где окончательно оставил коммерцию и посвятил себя науке. Ш. был избран членом–казначеем Росс. библ. общества и по его поручению сделал пер. НЗ на калмыцкий и тибетский языки (изд. в 1827). Bcкope вышла и полная Библия в его переводе на монгольский язык. Ш. был доктором Ростокского ун–та, адъюнктом Российской АН, членом ряда иностр. научных обществ.
? СИЭ, т. 16; ЭСБЕ, т. 39 (там же указана библиогр. и приведен список трудов Ш.).
