Христианское богословие рассматривает это с другой позиции: что свобода дана нам как умаление Божества. Бог какое–то пространство в своем бытие уступил нам, и в этом пространстве действуют уже (тут уже Бердяев совершенно прав) и Воля Божия, и воля человеческая, и слепые стихии, и судьба (судьба не в мистическом смысле, а в смысле предопределенности, физической, психологической, исторической, социальной).
Бердяев был историсофом. Его книга «Смысл истории» — одна из замечательных! Она вышла уже в эмиграции. Для него история была движением вперед, но он подчеркивал радикальное отличие библейского мировоззрения от античного, древнеиндийского. Индия и Греция не знали истории как движения. Только Библия говорит нам о том, что у мира есть цель.
Бердяев также написал книгу, которая у нас долго считалась крайне одиозной, — «Философия неравенства». Он писал ее в революционные годы, в начале 1920–х годов, здесь, на родине, он писал для тех представителей интеллигенции, которые готовы были, как Блок, идти навстречу темной разрушительной стихии. Он называл их предателями духа, предателями культуры, разрушителями, соучастниками преступных деяний. И мы знаем сегодня, что деяния эти были преступны, но Бердяев возвысил голос и кричал об этом тогда.
Надо сказать, что Бердяев принимал какие–то общие принципы социализма, буржуазность ненавидел. Он считал, что буржуазность — это духовная болезнь. Еще до революции он писал о ней, как о принижении сознания, отступлении от человечности. Духовная буржуазность — примитивизация, успокоенность, остановка духовного потока в человеке — были для него столь же враждебны, сколь и атеизм.
Личность Христа всегда была для Бердяева бесконечно ценной. Ибо в Нем реализовалось Божественное в полноте, и в полноте того, перед чем он преклонялся, — перед личностью человека… Христос открыл нам человечность Бога. До сих пор мы думали, что Бог не человечен, а вот через Христа мы это познали. Тайну Троицы Бердяев постигал через динамику, для него жизнь в Божестве была динамична! Хотя, конечно, человек не может проникнуть в эту тайну.
Для Бердяева познание мира, познание Бога, познание тайн — это не просто логический процесс, не просто манипуляции одного рассудка, а это акт, который осуществляет вся природа человка, все его существо! — интуиция его, боль, чувство, все вместе связано. Только так мы постигаем реальность, целиком, а не в отдельных проявлениях. Вот это интуитивное, живое, целостное восприятие и было главной особенностью философии Бердяева.
Многие люди поражались масштабам этого человека, ибо в той же Франции было немало философов, историков, богословов, публицистов, но каждый немножко сидел на своем шесте. A Бердяев свободно ходил по всем мирам. Его краткое замечание по какому–нибудь узловому моменту христианского богословия было иногда ценней целого тома. Ну, скажем, он говорил о библейской критике — указывал на очищающее ее значение. Я не буду отвлекаться сейчас, но эту фразу можно раскрыть и показать, как он угадал самое главное для нас в сфере познания Писания.
Ему не так просто жилось. Потому что была и бедность, были и трудности. Но он не уступал. Он создал журнал «Путь», который издавался с 1920–х годов до самой войны. Это не журнал, это сокровище мысли! Шестьдесят номеров его составляют действительно богатство, наследие, которое мы сегодня принимаем, и дай Бог, чтобы это дошло до наших потомков.
Он собрал, сгруппировал вокруг себя представителей христианской мысли. Там участвовали и Франк, и Булгаков, и Николай Лосский и Борис Вышеславцев, замечательный мыслитель, очень мало сейчас известный, умерший в 1964 году, и многие представители свободной философской мысли, протестанты, католики, но в основном православные.
Любопытно, что коренные моменты истории Бердяев переживал в обстановке войны личной. Что произошло в 1917 году? — Он должен был попасть в тюрьму, его спасла Февральская революция. Что с ним произошло в канун второй мировой войны? — Его все гнали и проклинали. Первый раз, в 1917 году он вступился за монаха Aфонского монастыря, которого Синод преследовал. Николай Aлександрович написал статью «Гасители духа», за которую его привлекли к уголовной ответственности. A перед второй мировой войной началась травля его ближайшего друга, профессора Парижского Богословского Института — Георгия Петровича Федотова. За что его травили? — За активность. Мы с вами отдельно потом будем говорить о Федотове.
Федотов позволял себе давать объективные оценки — советской политике, Сталину, очень взвешенно, очень продуманно. И его сочли за красного (или «розового», как тогда говорили), хотя это было совершенно неверно. В конце концов его вытеснили, выгнали, можно сказать, из Богословского Института, причем многие сотрудники, професора, зная, что он ни в чем не виновен, струсили и подписали определение. Это был тяжелый мучительный момент. И тогда Бердяев разразился статьей, которая называлась «Существует ли в православии свобода мнения?» И он с необычайной яркостью и пафосом, свойственным его перу, обрушился на этих трусливых людей. Сам он был бесстрашным.
В 1937 году он написал книгу «История и смысл русского коммунизма». Эта книга дает достаточно глубокий анализ ситуации. Он не выступает в ней как махровый антикоммунист, он вообще никогда не был никаким «махровым»; он не выступает как поборник идеи, а он старается показать, откуда все произошло.
Бердяев был непримирим ко всякой диктатуре, и конечно, нацистской, франкистской, сталинской, и когда немцы заняли Париж, он, как тогда уже очень известная фигура, сделал все, чтобы показать людям, насколько для него неприемлема эта нацистская власть. Он много писал против нацистской идеологии, выступая открыто и резко. Его собирались арестовать, но нашлись люди, даже в гестапо, которые знали его известность и не решились. Он тщательно следил за сводками с фронта. Душой он был вместе с Красной Aрмией, вместе с Россией, всегда желал ей только победы, несмотря ни на что.
Когда кончилась война, у него уже возникла мысль, а не вернуться ли домой. Он начал общаться с людьми, которые приезжали из Союза, встречался и с военными, и с гражданскими и был — немножко шокирован и поражен. «Оказывается, у них еще материализм, — говорил он шутя, — а я думал, что все это уже отброшено во дни моей юности». Он говорил: «Да неужели они революционеры? — Теперь такие все вельможные, с погонами». Эти встречи для него были интереснаы, в чем–то трагичны. Он не смог вернуться, может быть, и не решился: все–таки он был уже пожилой человек. Но он работал до конца и умер за письменным столом.
В течение многих лет о нем у нас не было ни слова, лишь случайные источники, очень краткие справки в энциклопедии. Потом появилась одна критическая работа, и вот сейчас наступает новая полоса. Я, можно сказать, завидую каждому из вас, кто сейчас будет читать Николая Aлександровича. Это глубокое наслаждение для мысли и для сердца, когда проникаешь в мир этого свободного, этого прекрасного, возвышенного мышления, в мир этого человека, философия которого о личности, о творчестве, о свободе несет на себе печать несравненного благородства.
Совсем недавно открыт и Музей имени Бердяева, музей, который имеет филиал в Париже и у нас. Пока он, конечно, почти только на бумаге, но сам факт отраден и потрясающ. В этом музее будут собраны и фотографии тех времен, и, может быть, фотографии тех людей, которые были как–то связаны с эпохой, и вещи. И я вижу, тут присутствует заведующий этим музеем; он, я думаю, не будет возражать, если я обращусь к вам с просьбой: если вам попадутся старинные открытки 1910–х годов, 1920–х годов, какие– нибудь вещи — что–нибудь, что могло бы осветить эту эпоху, — откликнитесь. Музей начинает с нуля. Парижский филиал будет основан, я надеюсь, в той комнате (она пустует сейчас), где Николай Aлександрович скончался.
Его книга «Самопознание» выходила дважды: сначала в парижском издательстве, а потом вышла в качестве первого тома парижского собрания сочинений. Это собрание сочинений пока еще имеет только три тома. Но готовится уже и советское издание этой замечательной книги, где личность, образ, трагичность этого одинокого, прекрасного, борющегося и такого обаятельного человека даны во весь рост. Издание делается впервые по оригинальному тексту, ибо архив Бердяева сейчас в значительной своей части перевезен в Москву.
Сегодня я вам дал только некоторые намеки, наброски, путеводные огоньки, которые вас могут привести к познанию творчества этого великого писателя, мыслителя, критика.
A в заключение я хочу привести вам несколько его афоризмов, чтобы вы почувствовали, как он привык выражать свои мысли: