сумками. По полетной палубе «Тбилиси», залитой светом полной луны, прогуливались уже заселившиеся. Встречи со старыми знакомыми, обмен новостями, мерцающие огни города, амфитеатром спускающегося к Южно-Бугскому лиману. Курорт, да и только…
Ровно в семь утра 21 октября после краткого митинга, на котором выступили ответственный сдатчик Е.М.Ентис, главный конструктор корабля Л.В.Белов и председатель государственной комиссии вице-адмирал А.М.Устьянцев, буксиры стали медленно отводить корабль от стенки. Когда просвет увеличился до двух метров, выяснилось, что не все «провожающие» покинули борт. На них и разрядился гнев начальства, накопленный в дни подготовки. Всю эту публику снимали буксиры после того, как крейсер через полтора часа отдал якорь на рейде лимана, имеющего в этом месте ширину в несколько километров.
К полудню, опробовав механизмы, командир крейсера капитан I ранга В.С.Ярыгин отдал команду; «Боевая тревога! Корабль к бою и походу приготовить!». Обычные для военного корабля слова, колокола и тревожные звонки не соответствовали мирному солнечному дню, но для борьбы с «курортными настроениями» они подходили как нельзя лучше. Подняв на реях сигнальные флаги, корабль на «самом малом» двинулся к устью лимана. Обошлось без прощального гудка — уставом не положено, — но на берегу и на палубе долго еще махали платочками.
Почти бесшумно двигался корабль мимо живописных берегов, мимо развалин древнегреческой колонии Ольвия. Южный Буг становился все шире, и вот, оставив справа по борту мыс Аджигиол, «Тбилиси» вошел в Днепровско-Бугский лиман. На горизонте темнела полоска Кинбурнской косы, отделяющей лиман от Черного моря. Устье лимана находится напротив города Очакова, отсюда, с Кинбурнской косы, штурмовали турецкую крепость Ачи-Кале суворовские войска, перейдя в декабре 1789 года замерзший пролив. Помните? «…времен очаковских и покоренья Крыма». Все это происходило здесь, на крутом берегу. Остатки крепости были срыты еще при Екатерине, а о ратной истории Очакова напоминают музей и памятник А.В.Суворову. В наше время на базе очаковского аэродрома планировали создать центр боевой подготовки летчиков палубной авиации, благо вся инфраструктура была налицо. Планировали, но увы — теперь придется искать другое место.
Выход в Черное море был омрачен инцидентом — в узком проливе, проходя в сотне метров от острия удивительной Кинбурнской косы крейсер чиркнул днищем по отмели и ощутимо вздрогнул. Даже при минимальной осадке фактически пустого корабля глубины фарватера не хватило. Не знаю, какие уж разговоры были в этот момент между командиром и сдаточным капитаном завода Н.А.Деркачем но В.С.Ярыгин сохранил выдержку и флотский блеск. По громкой связи он поздравил экипаж и сдаточную команду с первым выходом в море.
На траверзе острова Березань. милях в двадцати от Очакова, отдали якорь и к крейсеру подошли танкер и «водолей». Прием топлива и воды занял весь вечер и у экипажей стоящих на рейде «торгашей» было достаточно времени, чтобы полюбоваться на невиданный еще ими величественный корабль.
Переход в Севастополь, на сдаточную базу завода, занял ночь. Утром 22 октября спешащие на работу севастопольцы впервые увидели новичка. В этом приморском городе появление таких пришельцев всегда событие — на рынке можно было потом слышать разговоры об авианосце с фантастическими и несуразными подробностями.
С 23 по 26 октября шли чисто корабельные испытания машин, механизмов, средств связи и навигации. Каждый день по много часов «Тбилиси» «утюжил» морской полигон у мыса Маргопуло. Вечером, после постановки на якорь, к нему подходил морской буксир-спасатель «Николаев», игравший роль судна снабжения, и с него перегружали подоспевшее оборудование. За эти дни опробовали систему подъема тросов аэрофинишера. В обычном положении палубные блоки опущены и тросы лежат на палубе, а перед посадкой блоки выдвигаются вверх и между палубой и тросом образуется просвет в 200–300 мм. Подобрать оптимальную величину этого зазора также предстояло в ходе испытаний. Ротозеи, споткнувшись о поднятый трос, получали не только синяки, но и вынуждены были оттирать одежду бензином, поскольку на тросы густо наносилась графитовая смазка.
По оси посадочной полосы на «Тбилиси», под вторым с кормы тросом, красовался белый круг диаметром три метра — это была расчетная точка касания палубы тормозным гаком самолета. Вертикальная плоскость глиссады посадки задается летчику белой осевой линией, а ночью или в условиях ограниченной видимости — цепочкой утопленных в палубу огней. Гораздо труднее удерживать самолет в плоскости глиссады, имеющей угол наклона к горизонту 3,5…4 '. Посадка на авианосец производится без традиционного для сухопутного аэродрома выравнивания. Увеличение или уменьшение этого угла грозит в пёрвом случае перелетом зоны расположения тросов, длина которой 37,5 м. а во втором случае самолет может врезаться в кормовой срез, прямо в установленный там государственный герб. Даже при движении по расчетной глиссаде колеса основных стоек проходят кормовой срез на высоте всего 3,7 м. Во время килевой качки эта высота, естественно, может оказаться еще меньше.
Учитывая очень жесткие требования к точности выдерживания оптимальной траектории снижения, плоскость глиссады задается летчику специальной оптической системой посадки (ОСП).
На «Тбилиси» установлена ОСП «Луна-3». — система специальных фонарей с очень малым углом раствора луча. Выйдя на посадочную глиссаду, летчик определяет положение самолета по наблюдаемому цвету огня вертикального блока ОСП. Зеленый цвет гарантирует посадку самолета в расчетной точке, желтый и оранжевый также приведут его в зону посадки, но уже на первый или четвертый тросаэрофинишера. Наблюдая красный огонь летчик должен исправить положение самолета и войти в разрешенную зону, а видя красный проблесковый огонь надо уходить на второй круг.
Юстировка «Луны» происходила обычно поздним вечером. Ее огни наводились на специальную стойку, которая становилась похожей на новогоднюю елку. У зрителей эта картина вызывала ностальгические чувства, но летчикам и представителям фирмы-разработчика «Луна» попортила немало крови из-за своей капризности.
За эти дни конструкторы Невского ПКБ и «Пролетарского завода», строители корабля и их контрагенты закончили проверку всех бортовых авиационнотехнических средств, включая разметку и окраску полетной палубы, после чего межведомственная комиссия доложила А.М.Устьянцеву о готовности к приему самолетов.
27 октября около 11 часов утра а голубом небе над кораблем на высоте около полутора тысяч метров прошел самолет с белым носовым обтекателем РЛС. Делая размашистые многокилометровые круги, он постепенно снижался, и скоро стало видно, что это Су-27К с характерным передним горизонтальным оперением. Все работавшие на палубе с интересом наблюдали, как самолет появляется из дымки и с ревом проносится над кораблем. Так продолжалось до тех пор, пока летчик-испытатель Виктор Георгиевич Пугачев не прошелся на высоте метров тридцать, заставив зрителей заткнуть уши и сесть на палубу. Особенно сильные ощущения испытали те. кто работал на самом срезе трамплина, поднятого почти на семь метров над полетной палубой. Там и так-то было не очень приятно находиться из-за отсутствия леерного ограждения, а еще заходящий самолет, казалось, летит прямо в тебя. Кроме того, пустые объемы корпуса под трамплином жутко резонировали на шум двигателей и издавали какой-то апокалиптический стон, что, несомненно, оживляло трудовой день.
Потренировавшись, Виктор Георгиевич прошел вдоль левого борта, ответил на приветственные
