раз может даже показаться, что он предпочитал их монахам. Конечно, на самом деле, это было не так, мы уже слышали от него самого о превосходстве девства. Но все же достойно глубокого внимания неизменно ласковое и глубоко сочувственное отношение батюшки к мирянам.
Вот они – и в браке живут, и детей рождают, и делами занимаются – кто в положении помещика, кто на военной службе, кто торговлей, большая часть крестьянским трудом, и притом в крепостном состоянии, и т.д. И казалось бы, не за что особенно чтить их. Между тем святой Серафим почти всегда принимает всех радостно, называет любезными именами: “батюшка”, “матушка”, “сокровище мое”, а чаще всего “радость моя”, в более торжественных случаях “ваше Боголюбие” и т.п. И это – без различия сословий. Нередко кланялся до земли пришедшим, не раз целовал руки не только у священных особ, но и у простых людей. И так он принимал не одних благочестивых, но и грешников. И лишь в самых редких случаях он проявлял гнев праведный, когда видел лицемерие, или гордыню, или лукавые хитрые козни.
Нельзя не заметить, что главными приближенными при о.Серафиме и доверенными лицами были не монахи, а опять все те же миряне.
Михаил Васильевич Мантуров, бывший управляющий имением и небогатый помещик Нижегородской губернии. Обычно батюшка называл его “Мишенька”. Жена его Анна Михайловна, лифляндка родом, лютеранка по вере, постоянно роптала на мужа за то, что он отдал себя в безусловное послушание старцу, но потом, после чудесного случая с самозагоревшейся лампадкой в ее доме, смирилась и кончила жизнь в тайном постриге.
Николай Александрович Мотовилов – помещик, совестный судья и смотритель уездных училищ Симбирской губернии. Он называл себя “служка Серафимов”. По благословению батюшки он женился на простой крестьянской девушке, дочери известного уже нам Ивана Мелюкова, Елене Ивановне, которая дожила и до открытия мощей святого Серафима в 1903 году. Батюшка назвал и назначил его быть “питателем обители” Дивеевской, попечителем ее. И Мотовилов оправдал это послушание, особенно впоследствии, когда на обитель поднялось гонение.
Третьим сотаинником и сотрудником батюшки по монастырю был тоже семейный человек, о.Василий Никитич Садовский, кончивший Нижегородскую семинарию в 1825 году и бывший потом духовником Дивеевским. Святой Серафим сам руководил им и относился к нему с полным доверием.
Этим трем лицам, светским, а не монахам, заповедал батюшка перед своею смертью попечение о Дивееве: “Кроме них... никого не слушать”. Пытался вмешаться Саровский послушник, некий Иван Тихонов, выдававший себя за “ученика Серафимова”, но это был самовольный человек, нанесший потом огромный вред Дивееву. Впрочем, и ему батюшка многое открывал при жизни, для спасения его.
– Кроме меня, – часто говорил батюшка сиротам своим, – не будет у вас отца. Вручаю вас Самой Матери Божией, Она Сама вам игумения. А по Ней все управят.
Припомним, что и двери его затвора были открыты впервые не для монахов, даже не для строгого епархиального епископа Ионы, а для губернатора Безобразова и жены его.
А если мы вспомним самое великое, самое дивное откровение о.Серафима – его небесную беседу о цели христианской жизни, когда он преобразился Фаворским светом, то невольно опять задумаешься: почему этого сподобился мирской человек, все тот же Мотовилов, “служка Серафимов”, а не какой-либо затворник-монах, или хотя бы тот же священник Садовский?..
Кроме этих выдающихся лиц, мы далее, на втором плане, видим много и других мирян: крестьяне Мелюков, Ефим Васильев, вдова-дворянка Еропкина, Аксакова и т.д. Да и всякий, побывавший у святого старца, считал уже потом себя близким ему.
Чем же объясняется такое отношение пустынника, затворника, умершего для мира инока к живущим в миру?
Ответ на это неоднократно давал сам батюшка своим, точнее – общехристианским, учением о сущности христианства: стяжании благодати Святого Духа. А это стяжание не только возможно, но и обязательно для всех без различия. В своей дивной беседе об этом преподобный говорил Мотовилову:
– Что же касается до того, батюшка, что я – монах, а вы – мирской человек, то об этом думать нечего: у Бога взыскует правая вера в Него и Сына Его Единородного. За это подается обильно свыше благодать Духа Святого. Господь ищет сердца, преисполненного любви к Богу и ближнему – вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте Своей пренебесной славы.
Подобно этому преподобный говорил и другому мирянину, Богданову, незадолго перед своею смертью:
“
Итак, все дело – в стяжании благодати Святого Духа, или, что то же, – Царства Божия. А это даруется Богом не зависимо от той или иной формы жизни, а в силу стремления человека к цели христианской жизни. И потому существенной разницы между монахами и мирянами, собственно, нет. Различие может быть лишь в степени, но и то зависит от произволения и подвига каждого.
Однако, и помимо всего этого, были другие причины, почему преподобный Серафим относился с такою сердечностью к мирянам: монахи и без того спасались, живя в монастыре, а миряне нуждались в большем попечении, тем более что обыкновенно они приходили к батюшке со своими скорбями, бедами, недоумениями, болезнями. Однажды к преподобному пришел давний почитатель его и духовный друг, настоятель и создатель Надеевской пустыни, блаженный иеромонах Тимон. Пеший, во время весенней распутицы, добрел он из Костромской губернии в Нижегородскую к возлюбленному батюшке, которого не видел уже двадцать с лишним лет; и, дойдя до кельи его, с нетерпением стал ожидать сладостного свидания со святым старцем. Но батюшка все принимал других, и мужчин и женщин; и лишь к вечеру впустил и о.Тимона. Упал строитель в ноги святому и с огорчением спрашивает его: “За что вы на меня, грешного, прогневались и целый день меня до себя не допускали?” Отец Серафим посадил путника и друга и с великою любовью начал ему говорить:
“Нет, не тако, отче Тимоне! Аз тебя люблю, но это я делал потому, что ты монах, да еще и пустынножитель, потому должен ты иметь терпение. Да еще испытывал тебя: чему ты научился, живя столько лет в пустыни? Не пустой ли ты из нея вышел? А прочие люди – мирские, да еще больные: их надо прежде полечить и отпустить: ибо
Между прочим, упомяну здесь и наставление, данное преподобным о.Тимону:
– Сей, отец Тимон, сей; всюду сей данную тебе пшеницу. Сей на благой земле, сей на песке, сей и на камени, сей при пути, сей и в тернии; все где-нибудь да прозябнет и возрастет и плод принесет, хотя и не скоро. И данный тебе талант не скрывай в земле да не истязан будеши от своего Господина; но отдавай его торжником: пусть куплю деют. Еще скажу тебе, отче Тимоне, не води дружбы и не имей союза: во-первых с врагами Христовой Церкви, т.е. с еретиками и раскольниками; во-вторых, с теми, которые святых постов не соблюдают; в-третьих, с женами: ибо они много нас, иноков, повреждают.
Хотя, строго говоря, все люди, кроме святых, больны, но к преподобному шли особо страждущие и часто за сотни и даже тысячи верст. Как же не утешить их прежде монахов? Приведу один случай, нигде в других Житиях не печатавшийся, но поучительный для всякого скорбящего. В книге “Святое служение иерея” (и.Тихона) рассказывается следующее.
Жили муж и жена; они были люди интеллигентные и жили в любви. Но у мужа был порок – пристрастие к вину. Чем далее шло время, тем страсть одолевала его все более. Ни просьбы жены, ни его собственные усилия не приводили ни к чему. Измученная жена отправляется в Саров к батюшке о.Серафиму и в горючих слезах рассказывает их грех. Преподобный пожалел ее, утешил и дал такое наставление: в течение сорока дней читать ей, тайно от мужа, акафист Божией Матери. Она воротилась
