несогласия, объединитесь во имя братской любви на благо России, доверьтесь Временному правительству. Все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвой и поминовением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчиненных ему сынов великой Российской державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного ее устроения.
Вот такова была реакция Синода на происшедшие события. Он оказывался, действительно, в сложном положении. Теперь Временное правительство заняло место Государя.
Иногда говорят, что Синод поступил неправильно, что ему нужно было анафематствовать Временное правительство. Конечно, он поступил правильно в тех условиях, иначе поступить было нельзя. Если бы еще и Церковь в этот момент стала призывать к какой–то новой политической линии, был бы полный обвал.
Другое дело, что Церковь поставили в очень сложное положение в этих условиях. Она, по существу, была в правовом отношении беззащитна перед новыми формами государственного устройства, которые могли стихийно нарождаться в условиях революции. Кстати сказать, среди подписавших это обращение были не какие–нибудь неизвестные архиереи, а первенствующий тогда член Синода митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) (будущий священномученик), Сергий, архиепископ Финляндский (будущий Патриарх), Тихон, архиепископ Литовский (будущий Патриарх), Арсений, архиепископ Новгородский (будущий кандидат в Патриархи), Иоаким, архиепископ Нижегородский (будущий священномученик), Макарий, митрополит Московский, (распутинский выдвиженец, но человек очень достойный по своим личным качествам). Это был старый Синод, назначенный еще Государем.
Как он мог поступить в этой ситуации? Конечно, исполнить волю того Государя, который их назначил быть членами Синода. А дальше Русская Православная Церковь вступает в период, когда Временное правительство берет на себя управление не только государством, но и церковной жизнью. О составе первого Временного правительства, может быть, и не стоит подробно говорить. В плане религиозности его членов можно сказать, что большая часть членов Временного правительства состояла из людей религиозно–индифферентных.
Обер–прокурором был бывший член партии Русских националистов, потом перешедший к «октябристам», Львов Владимир Николаевич, однофамилец главы правительства, человек, уже тогда казавшийся многим психически больным, который потом пройдет интересный жизненный путь. Он эмигрирует, затем вернется, будет связан с обновленца ми, потом будет публиковаться в журнале «Безбожник». Такая странная метаморфоза. Львов считался специалистом по религиозным вопросам, потому что в свое время входил в соответствующие комиссии Гос. Думы, и оказался обер–прокурором только по этой причине.
Раньше обер–прокурор был ответственен перед Государем, а теперь он стал ответственен перед Временным правительством, в котором никому дела–то особенного до Церкви нет, в котором многие воспринимают Церковь, как своего потенциального врага. И поэтому Львов был совершенно свободен в действиях. Уже в марте 1917 года он стал настоятельно требовать от Синода увольнения на покой тех архиереев, которые были дискредитированы своими связями с Распутиным. В принципе это было бы, может быть, и неплохо, но происходило вмешательство нового обер–прокурора в чисто церковный вопрос.
20 марта 1917 года появилось постановление Временного правительства об отмене вероисповедных и национальных ограничений. Само по себе это было, конечно, нормально, но это было проявлением определенной тенденции.
14 апреля 1917 года появляется указ Временного правительства об изменении состава Святейшего Синода. Что это означает? Это означает, что Синод, утвержденный Императором Николаем II, отправляется в отставку, и обер–прокурор Львов назначает новый состав Синода. Нужно сказать, что эта акция Временного правительства была встречена нашей церковной иерархией с большой критикой.
Казалось бы, ничего нового не происходило. Происходило то, что было нормой и в синодальный период: обер–прокурор «перетасовывал» Синод, потому что, хотя назначал членов Синода Государь, все прекрасно знали, что это осуществлялось, особенно во время Победоносцева, по представлению обер– прокурора.
Но неожиданно иерархия возмутилась. Если у Государя была прерогатива вмешиваться в церковную жизнь в качестве помазанника Божия, миропомазанного на Царство мирянина, традиционно многие века имевшего в Церкви особые полномочия, то Временное правительство такой прерогативы не имело, оно же не было миропомазано на свое правление. Это нечто беспрецедентное в истории церковно– государственных отношений, хотя аналогию можно было подыскать — турецкий султан, утверждавший в течение многих веков Патриархов в Константинополе.
Было возмущение, но Синоду пришлось покориться. В знак протеста все члены старого Синода заявили о том, что они не войдут в состав нового Синода, образованного Львовым из тех, кто, как казалось ему, был более лояльным в отношении Временного правительства.
Впрочем, было одно исключение. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) вошел в состав нового Синода, за что его некоторые критиковали. А наряду с ним в составе нового Синода оказались архиепископ Платон, экзарх Грузии, впоследствии он возглавлял Православную Церковь в Америке в 30–е годы, архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский), впоследствии местоблюститель патриарший, епископ Уфимский князь Андрей (Ухтомский). Итак, Временное правительство продолжало линию обер– прокуроров дореволюционного периода.
Предсоборный Совет
Мысль о Соборе церковные круги не покинула. Они по–прежнему настаивали на том, чтобы Собор состоялся. 29 апреля 1917 года Синод принял обращение к Церкви, в котором, в частности, говорилось, что с 11 июня 1917 года должен начать свою работу Предсоборный Совет, состоящий из десяти отделов, который должен был спешно подготовить созыв Поместного Собора. Хотя для некоторых членов Временного правительства созыв Поместного Собора представлялся неприемлемым, они не решились этому открыто воспрепятствовать. К тому же в церковной сфере, как и во многих других, Временное правительство было практически безвластно. И началась подготовка Предсоборного Совета, который начал свою работу 11 июня 1917 года. Работа его во многом была облегчена тем, что он опирался на материалы Предсоборного Присутствия, поэтому Совет в случае, если бы Временное правительство не стало чинить ему препятствия, мог бы очень быстро подготовить созыв Поместного Собора.
А временное правительство продолжало свою прежнюю политику в религиозной сфере. 15–20 июня 1917 года было принято постановление Временного правительства об объединении церковно–приходских школ (их было около 40 тысяч тогда в России) с другими учебными заведениями в ведомстве Министерства народного просвещения. Все имущество церковно–приходских школ переводилось на смету этого министерства. Вопрос этот, конечно, был непростой. Объективно говоря, в прежнее время государство очень основательно дотировало ЦПШ в момент, когда они образовывались. Правда, в последующие годы эти школы содержались за счет Церкви. Так что в плане имущественном тут можно было спорить. Но всем было ясно, что перевод ЦПШ в ведомство Министерства просвещения может привести к тому, что характер образования в этих школах будет меняться, и религиозное воспитание будет уступать место воспитанию секулярному, поэтому в церковных кругах стали раздаваться протесты против этой меры. И Поместный Собор будет протестовать против этого.
14 июля 1917 года был принят закон о свободе совести. Отныне предусматривались не только свобода и равенство всех вероисповеданий, но и вневероисповедное состояние. Что это означает? Если в дореволюционных паспортах у каждого указана была его вера (православный, мусульманин, иудей, буддист), то сейчас вводилась графа о вневероисповедном состоянии, то есть человек мог написать, что он не принадлежит ни к какому вероисповеданию. Это была нормальная мера, хотя она свидетельствовала о секуляризации в обществе.
