машинах поехали нырять в Норвегию. Ездили туда в конце сентября. Там было довольно красиво, однако вода была очень холодная и обычно погружались в сухих гидрокостюмах. Организация погружений в Норвегии была очень хорошая, однако погружения стоили гораздо дороже, чем в Египте. Норвегия вообще дорогая страна. Да и традиционная национальная еда Гайворонскому очень не понравилась: была слишком соленая и копченая. Считалось, что это пристрастие к соленому и копченому у норвежцев осталось со времен викингов, которые, уходя в дальнее плаванье, брали с собой главным образом соления и копчения. И еще там всюду подавали вареную картошку в мундире и еще брюкву да морковку. Местное население было доброжелательное. Попадались там и русские эмигранты, но особенно процветали палестинцы и чеченцы: там им сразу давали хорошее пособие, бесплатное жилье. Но те и тут были недовольны: мол, всего три спальни в квартире, да еще такие маленькие, а вот у себя дома в Палестине были гораздо больше, и как я тут поселю всех своих детей. С ними нянчились, как с малыми детьми, а они постоянно капризничали, и работать вовсе не собирались. Почему-то считали, что все им должны по жизни. Там еще была одна русская женщина из Белоруссии, и еще одна, кажется, из Воронежа. Обе работали в местном супермаркете: таскали ящики с продуктами. Еще там в Норвегии поразило обилие грибов, которые никто не собирал. Местные жители признавали только шампиньоны и вешенки, которые покупали исключительно в супермаркете. Гайворонский говорил, что в жизни никогда не видел столько грибов. Белые там стояли всюду, как в сказочном лесу, и никто их не собирал. Маленький ребенок сшибал ногами у крыльца белые грибы. Жена одного парня из дайвингистов тут же насушила небольшой мешочек белых, чтобы взять с собой — в Россию. Под водой поражала специфическая суровая красота Северного моря, гигантские ламинарии, здоровые крабы, ежи и очень много морских звезд. Медузы там были с очень жгучими нитями. У островов под водой скалы образуют множество отвесных стен с различными гротами. Стены гротов усеяны морскими звездами и ежами. Попадаются и затонувшие корабли. Прозрачность воды сильно зависит от места погружения, но пятнадцать-двадцать метров было практически везде. Видели омаров, но ловить их было запрещено. По всему побережью Норвегии шла потрясающая Атлантическая Дорога.
Фиорды, длинные скальные тоннели, извилистые дороги. Пассажиров раскачивало из стороны в сторону. Гайворонский поездкой остался очень доволен. Ныряли и на Балтике. Вода на Балтике на удивление оказалась куда более прозрачная, хотя тоже, конечно же, в зависимости от места погружения.
В перспективных планах у Гайворонского была Мексика, море Кортеса и далее — Полинезия, Фиджи. Была у него и великая мечта: Большой барьерный риф. Экологи строили прогнозы, что риф скоро погибнет в связи с быстрым загрязнением океана и глобальным потеплением. Надо было успеть непременно понырять и там, но путевки на дайвинг в Австралию стоили уже слишком дорого.
Хорошо иметь увлечения, они делают жизнь более насыщенной и цельной. Однако подруга Гайворонского внезапно забеременела, и это дело с поездками резко притормозилось. Нужно было теперь делать ремонт, строить для ребенка дачу. Под это строительство Гайворонский не только потратил все накопленное, но еще и влез в долги. И теперь в его словах проскакивало: может, годика через три-четыре. А через год подруга, уже в это время законная жена, была уже снова беременна и притом двойней. Нужна была уже новая квартира, в еще и дача не достроена (сруб стоит, крыша есть, но внутри — ничего). А что такое строить загородный дом? Считай у тебя свободных денег нет вообще, и в ближайшее время не будет. Все деньги будешь переводить в стройматериалы. Строительство загородного дома это как своеобразная «черная дыра» для денег.
Там же в порту Кемера в ожидании своего автобуса Григорьев увидел знакомые лица: это были те самые питерские братки из самолета, уже хорошо поддатые. Оба был мускулистые, один, правда, с заметным жирком, килограмм под сто. Жирный был коротко стриженый, другой — постоянно ходил в бейсболке, скрывающей раннюю лысину, а может, боялся, что сразу сгорит на солнце. «Вот тупизна! — поморщилась тогда Машка, — не дай бог, если в наш отель!» Но они уехали в другой отель — в сам Кемер.
Братки тоже узнали Григорьева, поздоровались.
— Ну, как отдыхается? — спросил их Григорьев.
— Нормально. А как у вас: телки русские есть?
— Всякие есть, — туманно ответил Григорьев, — А у вас что, девчонок не хватает?
— С нерусскими не договоришься. Проблемы только получишь.
— С девчонками нормально, но они все хотят с турками трахаться! Русские их уже, видите ли, не устраивают! — пробурчал толстый браток по имени Юра.
В этот миг братки, видимо, усмотрели своих «телок» и тут же закричали:
— Юлечка, красавица!
Эта Юлечка, которой они кричали, была красивая, стройная блондинка в светлом сарафане в туфлях на высоких каблуках, усыпанных блестками. Любой турок клюнет. Ей было года двадцать три. Подружка ее была куда менее красивая, но гораздо более бойкая. Обе девушки восторга от встречи с земляками явно не испытывали. Они несомненно желали совсем других знакомств, а такого быдла им и на родине хватало. Турки им нравились гораздо больше. Затем и приехали. Сейчас попытаются свалить. Это вполне можно сделать на входе в клуб, куда девушек пускали бесплатно. Мужчинам вход стоил двадцать долларов. Там в клубе вполне можно было затеряться, потом выскочить незаметно и пойти на другую дискотеку. Наконец, поехать в Кемер. Ищи-свищи там. А то эти не отстанут. Юра, вернувшись, с досадой сплюнул:
— И эта сваливает. Есть у нас в отеле такая Снежана, епт. Куколка! Как только приехали, смотрю, уже с Мехмедом крутит. И эта тоже, Юлечка. С виду она просто цветочек, а глазами так и зыркает на турок. Каждый вечер по клубам, и таких много. Приехали потрахаться. Тут, блядь, на родине сплошные недоебы, а они уже за границу валят. Совсем пёзды осволотели! Я ей прямо и говорю: Снежана! Ты — блядь, тебе даже родители имя блядское дали. Все вы снежаны, стеллы, риты, алины и тэдэ, от рождения конченные бляди и нимфоманки! Она мне, знаешь, что ответила? Еще круче: «Для теток хороший, полноценный секс — вопрос жизни! А вы херней страдаете, ни выебать, ни высушить, ни украсть, ни покараулить. Тоже мне, сидят тут, Царь-хуи! Сами виноваты. Так что пошли вы на хер!» И тут же свалила.
Он тут же с восхищением присвистнул. Его дружок Андрюха тут же всунулся:
— По этому поводу есть хороший анекдот: встретились через энное время после окончания вуза три кореша: два новых русских и один простой инженер. Сидят, выпивают, новые, как всегда, начинают выёживаться. Один: я, мол, такой крутой, моя жена каждое лето проводит отпуск на Канарах, пусть отдыхает;
второй: «Канары — это полный отстой! Вот Багамы — это да! Моя теперь только туда ездит»; инженер им: «А моя никуда не ездит, я её сам ебу!»
Григорьев удивился: еужели и эта Юлечка-красавица туда же? Скромненько так, потупив глазки…
Впрочем, внешний вид может быть очень даже обманчив. Как-то Григорьев познакомился с симпатичной девушкой лет двадцати семи, которая работала скрипачкой в симфоническом оркестре. С виду очень интеллигентная скромная девушка, в очечках, сходили в филармонию, послушали концерт для виолончели с оркестром, действительно, очень неплохой. Она слушала увлеченно, трепетно, чуть не плакала. Потом пошли в кафе, немного выпили и поехали к Григорьеву. Тем большим было его удивление, какой горячей она оказалась в постели. Она вдруг превратилась совершенно в другого человека, извивалась под ним, шептала: «Целуй меня всюду!», кричала: «Да! Да! Да! Люблю! Люблю! Люблю! Только ты! Ты! Ты! Трахни меня! Меня! Меня! Да! Да! Да!» и к тому же еще и кусалась. И, надо сказать, кусалась очень больно. И к тому же царапалась. А за губу укусила так, что Григорьев взвыл, а утром ко всему тому увидел у себя на носу здоровенную царапину. Григорьева такая горячность даже несколько напугала. Она бесцеремонно разбудила Григорьева и среди ночи и потребовала еще, причем больно ухватила его за половой орган. Григорьев за ту ночь дико устал и совершенно не выспался. Вот как с такой жить? Он хотел просто спокойно и культурно провести время, послушать классическую музыку, выпить вина, заняться любовью на полчасика без напряга и спокойно уснуть. Но нет же — нарвался на какую-то дикую сексуальную кошку, скрытую нимфоманку. Утром она снова была девочка-пай: голая по квартире не бегала, но потребовала себе цитрамона и все говорила: «Пьянству — бой!»
Вечером Вадим, потягивая пивко и наматывая на палец золотую цепь, безапелляционно заявил:
