даже однорукий Шрам, легко преодолевающий скользкий склон. Оказавшись последним, я бросил последний взгляд на погоню и замкнул цепочку.
— Да, церковь! — сверху донесся вопль гнома — Быстрее, друг Корис, быстрее!
К тому моменту я почти добрался до вершины, здесь меня подхватили ниргалы и словно пушинку вздернули меня вверх. Мы у церкви… теперь только одна надежда на слова отца Флатиса, беспрестанно говорившего о защищенности освященного места и все настаивавшего на скорейшей постройке в поселении церкви. Неважно… у нас появилась хотя бы призрачная тень надежды.
С высоты холма я видел как на ладони брошенную нами лошадь и волокушу, выделяющихся темным пятном посреди снежной белизны. Чуть в стороне — залитый кровью снег и мертвые тела врагов, которым мы дали первый бой и вышли победителями. Еще дальше — уже завидевшие нас шурды, сменившие направление и идущие прямиком к нам. Глазастые ублюдки… Шустро перебирающие лапами костяные пауки держались позади вражеского отряда, идя по уже утоптанному снегу и посверкивая по сторонам зелеными отблесками из глазниц.
— Внутрь! — распорядился я, тяжело шагая к лежащим в десяти шагах руинам — Готовьте арбалеты и луки.
— Теперь Создатель Милостивый оградит нас от нечисти! — неожиданно чистым голосом произнес приободрившийся Лени — Нет сюда хода тварям поганым!
— Шурдам церковь не помеха — отозвался я — Они хоть и твари поганые, но все же из плоти и крови…
Закончить фразу я не успел… равно как и завершить следующий шаг приближающий меня к разрушенной церкви. Мне оставалось сделать три шага до упавших стен, когда перед глазами вспыхнула ослепляющая вспышка, а в следующий миг я уже дико кричал от пронзившей меня дикой боли. Словно меня с головой окунули в расплавленный металл… словно раскаленную жижу залили мне в горло и она проникла в каждый участок моего ледяного тела. Содрогаясь в болевых судорогах, ощущая себя в безжалостных тисках чего-то могучего и… и злобного, я рухнул на землю, беспорядочно дергая конечностями и крича… крича… Сквозь застивший глаза кровавый туман я увидел стегающие воздух взбесившиеся щупальца, на глазах наливающиеся искристым синим огнем. В ушах повис тонкий стеклянный звон, по раскрытым в крике губам поползла струйка белесой крови вытекшая из ноздрей.
Кровавая пелена перед глазами темнела с каждым мигом, я словно проваливался в глубокий темный колодец наполненный болью. Но еще успел заметить как светящиеся щупальца слаженно метнулись мне за голову и вниз, а затем я ощутил что меня тащит по снегу прочь, прочь от руин церкви. Рывок и меня проволокло по земле еще шаг… и боль мгновенно отступила, остались лишь ее тихие отголоски. Хрипло дыша, я перевалился на живот и не поднимаясь на ноги, уже осмысленно отполз еще на два шага назад, помогая глубоко вонзившимся в землю дрожащим щупальцам, что тащили меня прочь. И боль ушла. Ушла мгновенно, пропала бесследно, словно ее и не было вовсе.
Дрожащий, трясущийся от озноба, я тяжко вздел себя на ноги, выдирая из земли спасшие меня ледяные отростки. С трудом поднял голову и встретился взглядом с застывшим словно ледяной столб Лени, смотрящим на меня странным и словно бы чужим взглядом. Будто видит не меня, а опасного чужака.
Коротышка Тикса больше был удивлен, чем испуган. Ниргалам было глубоко наплевать — стоило мне заорать и рухнуть на землю, как они целеустремленно зашагали ко мне, но щупальца успели первыми, оттащив меня подальше от не желающей принимать святой церкви. Только у Лени, говорливого и смешливого Лени, столь сильно радовавшегося когда я нашел их на той поляне, лицо было искривлено в гримасе ужаса, а во взгляде плескался темный страх. Страх передо мной, превратившегося в нечто столь ужасное, что сам Создатель отринул меня прочь, не пожелав дать защиту.
— Вот такие вот дела — сипло выдохнул я.
Поправил шлем, подобрал с земли выроненный меч и внимательно оглядев свое войско, злобно рявкнул:
— Очнуться! Лени, отомри наконец! Тикса, хватит таращиться! Вы двое за пределы церковной границы ни ногой! Приказ! Ниргалы, ко мне!
Гном очнулся от ступора, поспешно закивал всколоченной головой, рухнул на четвереньки и принялся шарить в снегу, выуживая обломки кирпичей. Ниргалы в два шага оказались рядом и взяли арбалеты наизготовку. А Лени… он продолжал стоять и слепо смотреть перед собой.
— Лени! — во все горло крикнул я — К бою!
На этот раз он меня услышал. Дрожащими руками взялся за лук и наложил стрелу на тетиву.
'Хорошо, что я в броне и хорошо, что клятва крови действует' — мелькнуло в голове, словно за моей спиной стоял не верный друг, а готовый нанести смертельный удар в спину враг.
А дальше уже стало не до раздумий. Гоблины добрались до склона и вопящей неслаженной кучей полезли вверх, оскальзываясь на снегу. Разом свистнуло два арбалетных болта и парочка гоблинов рухнули оземь и покатились вниз, сбивая с ног своих собратьев. Заметив, что пауки отстали и еще в сорока шагах позади, я зло усмехнулся. Шурды допустили ошибку. В азарте погони вырвались вперед, торопясь нас прикончить и забыли о своих мерзких помощниках, вязнущих в глубоком снегу. Поглощенные жаждой крови они забылись, отошли от своей обычной тактики. Или же, увидев, что нас всего пятеро и что мы спешно отступаем, посчитали нас легкой добычей. И жестоко поплатились за это. Лени и Тиксу и меня можно не брать в расчет, но посчитать легкой добычей ниргалов — это смертельная ошибка. И ниргалы это уже успели доказать, когда рассеяли и уничтожили превосходящие силы противника во время осады моего поселения.
Еще один сухой щелчок разряженного арбалета и вырвавшийся вперед гоблин завизжал от боли, стараясь выдернуть засевший в животе болт. Шрам запаздывал — ему приходилось взводить арбалет одной рукой, цепляя его крюком к поясу. Шурды в ярости завыли и удвоили усилия, цепляясь за ветви кустарника и друг за дружку. Ниргалы успели выстрелить еще по разу, затем уронили арбалеты в снег и выхватили мечи. Но первый удар нанес я.
Едва голова вырвавшегося вперед гоблина достигла уровня моих ног, я обрушил меч вниз, глубоко разрубив шурду плечо. Рывок и меч выскальзывает из раны, гоблин с пронзительным воем задирает голову вверх и пользуясь моментом, я пинаю его прямо в перекошенную уродливую харю. Пнул изо всех сил, вымещая всю накопившуюся злобу и ярость, превращая его лицо в месиво и отбрасывая эту тварь вниз. В следующее мгновение, десяток шурдов выскочил на вершину пригорка. Злобно ощеренные рты, выкаченные глаза и непрестанный вой тварей, пытающихся смять нас числом, но налетевших на трех закованных в броню воинов, не боявшихся их слабых ударов. Трое гоблинов полегли сразу, не успев нанести и одного удара, пав от мечей Шрама с Мраком, наносящих выверенные удары.
Еще один шурд запнулся о сугроб и сам себя насадил на лезвие моего двуручного меча глубоко пропоров себе живот. Не успел я обрадоваться такой удаче, как меня резко дернуло сначала в одну сторону, а затем в противоположную — щупальца разделились в своем выборе и опутали сразу двух шурдов. Рывок и оба гоблина с размаху влетели в меня, я не удержался на ногах и спутанным клубком мы рухнули на снег. Сверху упал насаженный на мой меч гоблин и я получил рукоятью собственного оружия по шлему. Зарычав от беспомощной злости, я ухватился за лежащее на мне тело еще живого и истекающего шурда и отбросил его в сторону. Уперся латной перчаткой в ставший красным снег и едва встал на колено, как в меня врезался бегущий к церкви гоблин лучник. Меч был в шаге от меня и тянуться за ним я не стал. Вытянул руку и ухватив гоблина за лодыжку, резко дернул на себя. Взвизгнувший лучник плашмя рухнул на землю, забарахтался в снегу, но встать не успел — подтянув его к себе, я с рыком ударил его шипастым кулаком чуть пониже затылка. И еще раз, чувствуя, как с хрустом поддаются кости. Дернувшись, гоблин застыл, а я встал на ноги, весь залитый исходящей паром кровью. Над плечом свистнуло и в голову наседающего на однорукого Шрама гоблина врезался обломок кирпича. На меня никто больше не нападал… Щупальца медленно высвобождались из мертвых тел у моих ног, а по телу пробежала освежающая волна, дарующая бодрость и возвращающая силу.
Вокруг меня не осталось ничего живого. Пригорок и пологий склон усеивали окровавленные трупы шурдов — никак не меньше чем полтора десятка. Остальные спешно отступали. Нет… они не отступали — шурды опрометью бежали вниз, к подножию холма, перепрыгивая через тела павших сородичей, падая и кувыркаясь в снегу. Бежали к только сейчас подоспевшим костяным паукам. Опомнились твари поганые…
