— Нет, Валечка, цирк уехал, — девица медленно поплыла над могилами, удаляясь от человека. — Глупый ты, глупый. Книжки не научили тебя твои? Думаешь, сделаешь один нормальный поступок и все? Этого мало, Валечка, мало.
Призрак исчез, и только тихое эхо сквозило над кладбищем:
— Мало, мало, мало…
Над Ваганьковским занимался рассвет. Заря еще не виднелась, но воздух уже светлел, становился синим. С северной стороны могил к главному входу нестойко подошел ссутулившийся мужик.
— Эй, ты откуда взялся? — заорал осоловелый охранник и двинулся к нарушителю.
Памятник Высоцкого, казалось, неодобрительно поглядел на них.
С трудом объяснившегося со сторожем Вальку — это был конечно он — выпнули с кладбища. И жалкая фигура, подрагивая, двинулась по Большой Декабрьской. По дороге руки полезли в карманы — собирать мелочь на 'краснуху'.
— Ух, друг мой Веничка, только я и ты, — бормотал под нос Валька, — да, мы оба знаем предикат величайшего совершенства! И не поймем, отчего они так грубы? Да, в те самые мгновенья…
Вдали забрезжил круглосуточный магазин, и взгляд Вальки просветлел.
— Зато есть завоевание, есть… Нынче уже не нужна минута молчания по тем скорбным двум часам, когда закрыты магазины.
А столица меж тем загоралась жизнью. Бурной жизнью нового дня.
