спрятался для этого в сарае. Творить тайком — то же, что мастурбировать на портрет вселенской оперной дивы! Смешон удел безвестного искуса — удел нищего онаниста!
А теперь выясняется, что все насмарку. Самое ненужное и бесполезное на свете существо — это я. Единственное сокровенное дело, которому отдано столько сил — не принесло ни плода. Я неудачник, я ни на что не гожусь, я никто, я бездарность. Ловил бы себе рыбу, как нормальные люди, и не совался бы в это скотское ярмо!
А может, бросить все? Забыть? Самое время! Мне все одно никогда не добиться успеха. Ведь через год будет еще труднее. Сколько денег потребуется на билет лишь в один конец? Целое состояние! Кто мне их даст? Ками? Смешно! Впрочем, если я буду пахать сетями, как он… Но когда же творить? По ночам? А когда же спать? Нет, уж лучше бродяжничать, попрошайничать и сочинять по углам! Только ради чего вообще искушать?
Ради чего терять Маобу? Разрывать с братом и матерью? Лишаться крова, испытывать одиночество, перебиваться редким куском хлеба? Ради сомнительной надежды? Ради призрачной мечты? Ради маяка, который то гаснет, то мерцает, словно тлеющий уголек, но никогда не приближается?' Бло размахнулся и метнул шар вдаль. Всплеск породил многочисленные круги, и самый первый вскоре растаял у его ног.
— А кто сказал, что будет легко? Кто сказал, что ты ничего не добьешься? Ведь нет предела совершенству. Сегодня ты проиграл, а завтра станешь сильнее и победишь!
Бло вздрогнул: чье-то большое черное отражение уже давно качалось в осколках. Только он не придавал этому значения. Он резко оглянулся: позади, под большим лиственным деревом стоял гуманоид в широком плаще с шерстистой головой. Сипловатый голос продолжил:
— Не бойся, я умею читать мысли.
— Маэстро Кирк?! — Бло округлил глаза. — Чем обязан такой чести?
Маститый искус сел рядом с Бло и положил руку на плечо.
— Я поставил тебе хорошую оценку, парень. Но, к сожалению, решаю не я один. Все эти остолопы хором зарубили твою космораль.
— Но почему?
— Видишь ли, коллега, большинство косморалей похожи друг на друга, как листья на дереве. Таков закон рынка. И публика их, извиняюсь, сжирает на ура. Вот они и отбирали такую чушь. А в твоей косморали есть нечто… м-м… ну вроде не ограненного бриллианта. Но тебе еще очень много надо работать.
Иной художник целую жизнь потратил на творчество, но стал известен лишь после смерти. Целую жизнь, понимаешь? Полную неудач и насмешек окружающих, глухой нищеты и нелюбви женщин, укоров родни, боли и одиночества! За все свои годы он, быть может, не продал ни одной картины. А ты и пяток лет не потратил, и уже подумываешь сойти с дороги? Уже готов сломаться?
Я знаю, знаю (поэтому и пошел за тобой) — наступает час, когда раздается треск, когда отчаяние душит тебя. И в этот час тебе так нужна поддержка — совсем маленькая, всего лишь одно доброе словечко. Но его никто никогда не произнесет, даже родная мать!
И вот я говорю тебе это слово. Иди и борись. Если требуется, бейся лбом об стену. Не жди похвал и помощи. Готовься к самым тяжелым испытаниям. Но никогда не опускай головы! И пусть даже после смерти о тебе не услышат, пусть ты ничего не добьешься, но твой дух будет счастлив, он будет умиротворенно летать, зная, что сделал при телесной жизни все, что мог, и даже больше.
Неважно, какой путь ты выбрал в памятные дни. Искуса или кузнеца, мастера или гончара. Решил ли ты подковать блоху, собрать космический корабль или сделать лучший во вселенной глиняный кувшин. Ты не вправе отказаться, как бы ни было трудно, иначе рискуешь сгинуть тварью подзаборной. Ты должен идти до конца, чтобы остаться самим собой. И только смерть остановит тебя!
Кирк умолк. Бло поглядел на водную гладь — ветер прошел и рябь исчезла. Но появился чей-то размытый силуэт.
— Маэстро Кирк, вот вы где? Нам пора, идемте!
Это был продогон, внешне похожий на человека. Кирк поднялся, они встретились с Бло взглядами. Кирк подмигнул и молча удалился.
А Бло потом еще долго сидел на берегу. Прокручивая врезавшиеся слова, он все больше чувствовал, как что-то поднимается внутри, как стремится вырваться, словно птица из прутьев ловушки.
За поселком алел закат. Рыбаки, понурившись, возвращались с моря. Бло, с мешком на плече, едва поспевал за братом. В карманах приятно постукивали златуги.
Веселый шум где-то за дворами усиливался. Все громче звенели колокольчики, активней бренчали струны, раскатистей лился смех.
Бло остановился и обернулся. Он заметил, как свадьба выплыла из-за чьей-то ограды и радостно прошествовала в сторону от Бло. Невеста в белом платье. От вида до боли знакомой фигурки и головки с вьющимися на висках локонами Бло обожгло изнутри, ноги его стали картонными.
Невесту вел под руку статный жених, гордый осанистый Бэк. Не оглядываясь, они удалялись, сопровождаемые шутками и гиканьем гостей.
'Прощай, Маоба!' — вертелось у Бло на губах.
— Самку тебе чужого! — бросил Бло вслух в сторону Бэка и повернулся, чтобы догнать брата.
Рыбаки приходят домой, и мать ласково обнимает их по очереди, и принимает потом вымученные златуги. Перед ночью, поужинав, Ками начинает готовиться ко сну.
А Бло пробирается в мастерскую, находит в тайнике копилку и бросает туда немножко прикарманенных монет. Затем он садится за стол и подключает к голове новый шар. Веки тяжелеют от неожиданно накатывающей усталости, стол и шар расплываются перед глазами. Тогда Бло подкуривает трубку, и через пару затяжек все проходит. Давно ли он научился смолить?
Перед Бло проносятся герои новой косморали.
Рано или поздно, я выиграю этот бой под названием жизнь, твердит про себя Бло. И с головой уходит в работу.
