святая, чистая, в простоте сердца, которое еще никогда так не дрожало и не двигалось у меня» как теперь, перед всеми новыми образами, которые создаются в душе моей. Брат, я возраждаюсь не только нравственно, но и физически. Никогда не было во мне столько обилия и ясности, столько ровности характера, столько здоровья физического '. По одному этому письму можно догадаться, что повесть будет возвышенно–романтическая ( 'Святое Искусство '), и напряженно–эмоциональная ( 'сердце дрожит и движется ').
В феврале 1847 г. Достоевский пишет брату: 'Пожелай мне успеха. Я пишу мою 'Хозяйку '. Уже выходит лучше 'Бедных людей '… Пером моим водит родник вдохновения, выбивающийся прямо из души '. Эта не совсем ловкая фраза (родник водит пером) вполне достойна романтика Марлинекого. Автор 'Бедных людей 'возвращается к кумирам своей юности.
'Хозяйка 'была напечатана в октябрьской и ноябрьской книжках 'Отечественных Записок 'за 1847 г.
Герой повести, молодой ученый Ордынов — петербургский мечтатель. 'Родителей он не знал. От товарищей за свой странный, нелюдимый характер терпел он бесчеловечность и грубость, отчего сделался действительно нелюдим и угрюм, и мало по малу ударился в исключительность '. Получив ученую степень, он поселился в углу, 'как будто заперся в монастырь, как будто отрешился от света. Через два года он одичал совершенно '. Как и сам Достоевский, Ордынов живет в бедности 'на ничтожную сумму ', которую ему вручил опекун. Единственная его страсть — наука; он пишет сочинение по истории Церкви. В этом пункте рассказ автора о своей романтической юности сплетается с воспоминанием о странном спутнике прошлых лет, поэте Иване Шидловском, который тоже писал работу по истории Церкви. Но замена литературы наукой остается чисто внешней. Ордынов — 'художник в науке '; автор анализирует творческое воображение не ученого, а художника. Признания его поражают взволнованным тоном исповеди: 'Его пожирала страсть самая глубокая, самая ненасытимая, истощающая всю жизнь человека… Эта страсть была — наука. Она снедала покаместь его молодость, медленным упоительным ядом отравляла ночной покой, отнимала у него здоровую пищу и свежий воздух '. Ордынов, как и 'фланер ' 'Петербургской Летописи ', любит бродить по улицам Петербурга. 'Он глазел на все, как фланер '. Но бесплодное фантазерство 'фланера 'сурово осуждалось в 'Летописи '. (Такая жизнь, — 'трагедия и карикатура '). К мечтательству Ордынова — отношение иное: это трагедия, но во всяком случае не карикатура. Достоевский вдруг другими глазами посмотрел на свою 'ненасытную страсть 'и как будто впервые оценил ее творческую силу. Этот 'жар ', этот 'восторг ', эта 'горячка 'художника покупается дорогой ценой, отрывом от действительности, духовным одиночеством, но все–же это дар, страшный и высокий. Творческое воображение совсем не есть обычное свойство всех петербургских обитателей 'углов ', а особый удел художника. Причудливое обобщение фельетона устранено и тема, поставленная отчетливо, углублена и заострена. Достоевский рассказывает о природе своего художественного воображения. Оно на грани пророческого ясновидения и титанического могущества. Мысль, идея, ощущение с волшебной силой немедленно воплощаются в грандиозные формы; целые миры возникают, целые народы и племена оживают. Огромная вселенная, вызванная к бытию огненным духом, грозит раздавить своего творца. Величием и ужасом веет от этой магии искусства.
'Он видел, как все, начиная с детских неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнью, все, что вычитал в книгах, все, о чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось вокруг него; видел, как раскидывались перед ним волшебные роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жизнь сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями; как он носился подобно пылинке во всем этом бесконечном, страшном, невыходимом мире '.
В письмах Достоевского можно отыскать много подтверждений этой вдохновенной самохарактеристики: он творец воплощенных идей, создатель новых миров.
Описав в Ордынове свою мечтательную юность, автор пытается раскрыть в фабуле трагическое противоречие души героя. Ордынов — царь в мире фантазии и 'младенец для внешней жизни '. Он свободно парит в небе и не умеет ступать по земле. В одном письме к брату (1847 г,) Достоевский точно формулирует ' идею 'своего героя: 'Вне должно быть уравновешено с внутренним. Иначе, с отсутствием внешних явлений, внутреннее возьмет слишком опасный верх. Нервы и фантазия займут очень много места в существе '. Из этого размышления автора о самом себе рождается фабула 'Хозяйки '. Ордынов принужден переменить квартиру; после долгого уединения он попадает на шумные улицы, ослеплен блеском 'чуждой жизни ', опьянен и испуган. Чувство одиночества и тоска по человеческой любви охватывают его. Встреча с Катериной в церкви посылается ему в ответ на его любовное томление. Внешне — это случайность, внутренне — необходимость. У одинокого, чистого мечтателя развивается 'крайняя впечатлительность, обнаженность и незащищенность чувства '. В 'порывчатом 'сердце он несет свою обреченность. Любовь Ордынова к Катерине показана, как событие его душевной жизни, в которой реальность сплетается с бредом и мечтами, внешнее преломляется во внутреннем, 'воплощается в колоссальных формах '. Граница между сном и явью временами совсем исчезает. Энергия чувства, накопившаяся в замкнутой душе, взрывается бурно и разрушительно. Нет ни света, ни радости в первой юношеской любви, это тяжелая страсть, одержимость, болезнь. Автор последовательно проводит уподобление любви — болезни. Увидав Катерину, Ордынов идет за ней, 'бичуемый каким?то неведомо сладостным чувством '. Поселившись у старика Мурина, таинственного покровителя Катерины, он изнемогает от душевного волнения. 'Нет, лучше смерть, думает он, лучше смерть, шепчет он воспаленными, дрожащими губами '. Потом он впадает в 'мучительное, болезненое забытие '; на следующее утро просыпается здоровым. 'Но он еще был очень слаб. Озноб пробегал по спине его, все члены его болели и как будто были разбиты '. Катерина целует его… 'Он слабо вскрикнул и лишился чувств '. Все дальнейшие события погружены в полумрак бреда. Ордынову кажется, что он 'осужден жить в каком?то длинном, нескончаемом сне, полном странных, бесплодных тревог, борьбы и страданий '. Как во сне, слышит он полубезумную сказку–исповедь Катерины; больная, исступленная страсть подымается в нем после ее рассказа.
'Какое?то мучительное чувство, смятение безотчетное, невыносимое, разливалось, как яд, по всем его жилам и росло с каждым словом рассказа Катерины; безвыходное стремление, страсть жадная и невыносимая, захватила думы его, мутила его чувства '. После разлуки с Катериной Ордынов 'занемог и только через три месяца мог встать с постели '.
Болезненности Ордынова соответствует болезненность Мурина и Катерины. Старик страдает падучей: в глазах его 'лихорадочный блеск 'и на лице 'мертвенная синева '. Жена его, — 'полоумная ', 'порченная '. Этот патологизм придает повести однообразно–мрачный колорит. От воспаленной экзальтации действующих лиц остается воспоминание мучительного кошмара. Художественный дефект повести объясняется, хотя и не вполне оправдывается, сюжетным заданием автора. Разорвав с 'натуральной школой ', Достоевский пытался оживить одряхлевшие романтические формы.
Эмоциональная напряженность героев повышена до исступления и ею мотивируется полуфантастический, полумелодраматический характер их истории. В поисках сюжета автор снова сталкивается с Гоголем,, автором романтических повестей. Побежденный в плане 'натурализма ', волшебник Гоголь продолжает держать в плену своего мятежного ученика. 'Хозяйка 'написана под прямым влиянием 'Страшной мести '. Исследователи Достоевского, Ю. Тынянов, В. Комарович и А. Бем, убедительно доказали эту зависимость. Мотив преступной любви старика–отца к дочери развивается параллельно и Гоголем и Дьстоевским. Гоголевский колдун злыми чарами вызывает душу Катерины и мучит ее своей нечистой страстью. Злой старик Мурин, одаренный таинственной силой, тиранит робкое сердце своей жены–дочери Катерины. У Гоголя подчеркнут сказочный и сверхъестественный характер 'старинной были ', у Достоевског. о демонизм Мурина истолкован психологически. Исповедь героини 'Хозяйки 'доводит до грани пародии все приемы романтической 'страшной повести '. Это волжская разбойническая сказка. Буря в лесу, пожар завода, преступная дочь, убегающая из дому с любовником своей матери, гибель отца и материнское проклятие; страшный старик с черной, как смоль, бородой, и глазами, горящими словно угли '; убийство молодого купца во время переезда на лодке бурной реки, — преступления, ужасы, чары нагромождены в этом бессвязном рассказе. Кажется, что Катерина Достоевского пересказывает историю
