вырабатывается новый повествовательный стиль. 'Роман–трагедия 'не высокого происхождения; з основе его лежит 'бульварная литература ': роман приключений и роман уголовный. Достоевский начинает свое восхождение с низин, но он возводит вульгарные и второсортные литературные формы на вершину высокого искусства. Шаблоны Э. Сю и Ф. Сулье наполняются гениальным психологическим и идеологическим содержанием. 'Духовный реализм 'писателя — в изображении жизни идей. Авантюрный роман помог ему воплотить идеи в конкретную форму. Он научил его драматизму действия и динамике построения. Так, 'уголовщина 'превратилась в 'Преступление и наказание 'и в 'Братьев Карамазовых '.
* * *
Возведение романа–фельетона на уровень психологического романа начинается уже в 'Униженных и оскорбленных '. В рамки двух мелодрам, — сентиментальной и романтической, — вложен глубокий идейный замысел. Духовный опыт каторги переводится на язык художественных образов. Его можно назвать: крушение идеализма. До каторги Достоевский был идеалистом, утопистом, социалистом, гуманистом. Все эти 'измы 'держались на аксиоме Руссо: 'человек от природы добр '. После каторги вера в 'естественное добро 'была потеряна. Все герои 'Униженных и оскорбленных ', кроме одного, добры и добродетельны, и этот один с легкостью их побеждает. Если 'естественное добро 'бессильно, то добро ли оно? Может быть, то, что в мечтательной юности казалось добром, совсем и не добро? Тогда нужно изобличить его ложь, сорвать с него маску. Не 'добрые 'судят 'злого ', а 'злой 'судит и осуждает 'добрых '.
Из них первый, — сын князя Волковского, Алеша. 'Премилейший мальчик, красавчик собой, слабый и нервный, как женщина, но вместе с тем веселый и простодушный, с душою отверстою и способною к благороднейшим ощущениям, с сердцем любящим, правдивым и признательным '. Но 'у него нет характеpa 'и 'совершенное отсутствие воли '. 'Он и дурной поступок, пожалуй, сделает, да обвинить его за этот дурной поступок, пожалуй, нельзя будет, а разве, что пожалеть '. 'Он был не по летам наивен и почти ничего не понимал в действительной жизни. Впрочем, и в сорок лет ничего бы, кажется, в ней не узнал. Такие люди как бы осуждены на вечное несовершеннолетие '. Алеша увозит Наташу от родных, хочет жениться, но не представляет себе, как и на что будет с ней жить. Собирается писать повести, роман на сюжет комедии Скриба, и тут же смеется: 'Какой же я буду писатель! 'Потом обещает давать уроки музыки, продавать свои безделушки… Он снимает для Наташи * изящную 'квартиру, но скоро деньги его приходят к концу. Наташа переселяется в квартиру похуже и начинает работать. Алеша кричит, 4to сам себя презирает, но продолжает ничего не делать; изменяет невесте с Жозефинами и Миннами, возвращается к ней с виноватым видом, и, успокоившись, ей же рассказывает все подробности своих похождений. Он влюбляется в Катю, но любит и Наташу. 'Мы будем все трое любить друг друга ', — мечтает он. Разбивая сердце Наташи, ' премилейший мальчик 'остается невинным. 'Да и когда, замечает рассказчик, как, этот невинный мог бы сделаться виноватым? '. Алеша — homme de la nature Руссо, невинный до грехопадения, доброе от природы сердце, вне нравственной воли и морального закона.
'Идею 'Алеши автор конкретизирует: он вводит своего простодушного героя в кружок идеалистов утопистов, напоминающий кружок Петрашевского. В наивной болтовне Алеши — злая пародия на людей сорооквых годов. Он знакомится с двумя родственниками 'восторженной девушки 'Кати, — Левинькой и Боренькой. Один — студент, другой — просто молодой человек. У них кружок: студенты, офицеры, художники, один писатель; собираются по средам. 'Это все молодежь свежая, рассказывает Алеша. Все они с пламенной любовью ко всему человечеству. Все мы говорим о нашем настоящем, будущем, о науках, о литературе, и говорим так хорошо, так прямо и просто… А еще называют нас утопистами… Мы говорим вообщее обо всем, что ведет к прогрессу, к гуманности, к любви, все это говорится по поводу современных вопросов. Говорим о гласности, о начинающихся реформах, о любви к человечеству, о современных деятелях… И потому мы все, под руководством Безмыгина, дали себе слово действовать честно и прямо всю жизнь.. Я восторгаюсь высокими идеями. Пусть они ошибочны, но основание их свято '.
А. Бем указал на то, что Левинька и Боренька попали в роман Достоевского из 'Горе от ума '(Левон и Боренька). Они перенесены из английского клуба в кружок Петрашевского. Алеша играет роль Репетилова.
'Добрый 'мальчик беспомощно мечется между двумя любвями. Кончает он тем, что уезжает с Катей в. деревню, уверяя Наташу, что он без нее умрет. Он мучает и мучается, грешит и кается, плачет и начинает снова.
Образ Алеши сложен. В социальном плане это беспочвенный аристократ, жертва дурной наследственности и развращенной среды. Отсюда его вечное несовершеннолетие, ребячество, оторванность от действительности. В психологическом плане это идеалист–утопист в духе Петрашевского, поклонник всего 'высокого и прекрасного '. В нравственном, — воплощенное бессилие естественного добра, человек без характера, без воли и без личности. 'Доброе сердце 'не удерживает Алешу от растраты-, измен, обмана, даже предательства; несмотря на всю свою чувствительность, он самый неистовый эгоист.
В лице Алеши Достоевский казнит свое 'невинное 'прекраснодушие сороковых годов. После опыта каторги оно представляется ему сплошным легкомыслием, — хлестаковщиной и репетиловщиной.
Еще более пародийно изображение романтической героини, матери Нелли. Рассказ о несчастиях оскорбленной и покинутой князем девушки вложен в уста добровольного сыщика Маслобоева. Князь увез дочь Смита в Париж, ограбил ее и бросил. У нее был жених немец, который остался верен ей в несчастии. Маслобоев говорит о нем: 'У этой красавицы был влюбленный в нее идеальный человек, братец Шиллеру, поэт, в то же время купец, молодой мечтатель, одним словом, вполне немец, Феферкухен какой?то '. Для немца–идеалиста выбираются самые комические фамилии: из Феферкухена он превращается в Фрауенмильха, потом в Фейербаха и, наконец, в Брудершафта. 'За нею в Париж потащился и Фрауенмильх… Та все плакала, а Феферкухен хныкал, и много лет таким образом прошло… У нее в руках было письменное обязательство князя, но она была столь 'возвышенным 'существом, что вместо 'практического применения к делу закона 'ограничилась 'возвышенным и благородным презрением 'к соблазнителю. 'Брудершафт тоже ободрял ее и не рассуждал: Шиллера читали. Наконец, Брудершафт отчего то скиснул и умер '. Маслобоев насмешливо характеризует романтическую героиню: 'Смитиха была сама по себе безумнейшая и сумасброднейшая женщина в мире… Ведь это романтизм, все это — надзвездные глупости в самом диком и сумасшедшем размере. Возьми одно: с самого начала она мечтала только об чем то вроде неба на земле и об ангедах, влюбилась беззаветно, поверила безгранично, и я уверен, с ума сошла потом не от того, что в нем обманулась, что он способен был ее обмануть и бросить; а оттого, что ее ангел превратился в грязь, оплевал и унизил ее. Ее романтическая и безумная душа не вынесла такого превращения '.
С каким восторгом разрушения издевается автор над прежней святыней! С каким злобным отчаянием говорит о своей заветной мечте, — свести небо на землю, устроить земной рай!
'Возвышенные 'чувства 'Смитихи 'привели к тому, что она не только погибла сама, но и погубила свою дочь Нелли.
'Наивный романтизм ' 'добрейшего 'Николая Сергеевича Ихменева, — причина его разорения и позора. Он принадлежит к тем людям, которые, 'если уж полюбят кого (иногда Бог знает за что), то отдаются ему всей душой, простирая иногда свою привязанность до комического '. Он полюбил князя и не мог простить ему обиды; затеял тяжбу и проиграл ее, проклял Наташу и простил. Он ничего не понимает в действительности, 'переходит от сомнения к полной восторженной вере ', это взрослый ребенок, беспомощный и безвольный. Вместо мужественного действия, — одно смешное фантазирование.
'Чувствительные героини ', Наташа и Катя — не менее бессильны. Они марионетки в руках князя; не умеют бороться, а умеют только бесплодно жертвовать собой. Наташа страдает, декламирует стихи, ходит по комнате, скрестив руки, и пассивно наблюдает, как Алеша постепенно к ней охладевает. Но она ничего не может сделать, чтобы удержать его, чтобы отстоять свою любовь. 'Восторженная 'Катя говорит о высоких идеях, собирается пожертвовать миллион на общественную пользу, рыдает на груди Наташи, но преспокойно отбивает у нее жениха. И у нее, как у Алеши, 'добро 'прикрывает самый неприглядный эгоизм.
Остается литератор Иван Петрович, автор филантропической повести, представитель сознательного добра. Алеша еще не дорос до нравственного закона; Иван Петрович — убежденный его носитель. Он — гуманист и моралист. В нем живет кантовский императив, он делает добро ради добра, жертвуя своими
