бороться с Богом Живым? В чем обвинить «Единого Безгрешного»? Как поднять руку на «вековечный идеал Красоты»? Богоборец понимает безмерную трудность борьбы. Он резко меняет тактику. Вместо логических доводов — религиозный миф, вместо фактов из современной действительности — легенда, действие которой происходит в Испании XVI века. «Легенда о Великом инквизиторе» — величайшее создание Достоевского. Здесь вершина его творчества, увенчание его религиозной философии[138].
Спаситель снова приходит на землю. В Севилье, в самое страшное время инквизиции, Он появляется среди толпы и народ узнает Его. Лучи света и силы текут из Его очей. Он простирает руки, благословляет, творит чудеса. Великий Инквизитор «девяностолетний старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом и впалыми глазами», велит страже заключить Его в тюрьму. Ночью он приходит к своему пленнику, «останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в Лицо Его». Потом начинает говорить. «Легенда» — монолог Великого Инквизитора. Христос остается безмолвным. Взволнованная, огненная и патетическая речь старика направлена против дела и учения Богочеловека.
Обвиняя Его, он оправдывает себя, свое духовное предательство. «Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия» искушал Христа в пустыне, и Он отверг его. Инквизитор утверждает, что искуситель был прав. «Ты хочешь идти в мир, — говорил он Христу, — и идешь с голыми руками, с каким?то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой и раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество, как стадо, благодарное и послушное…» Спаситель отверг совет злого духа, ибо не пожелал хлебом купить послушание, не пожелал отнять у людей свободу. Инквизитор пророчествует: во имя хлеба земного восстанет на Христа дух земли, и человечество пойдет за ним; на месте храма воздвигнется Вавилонская башня; но, промучавшись тысячу лет, люди вернутся к римской церкви, «исправившей» дело Христа, принесут ей свою свободу и скажут: «Лучше поработите нас, но накормите нас». Первое искушение в пустыне — пророческий образ истории человечества; «хлебы» — символ безбожного социализма; искушенью «страшного и умного духа» подпадает не только современный сошгализм, но и римская церковь. Достоевский был уверен, что католичество, рано или поздно, соединится с социализмом и образует с ним единую Вавилонскую башню, царство Антихриста. Инквизитор оправдывает измену Христу тем же мотивом, каким Иван оправдывал свое богоборчество, — человеколюбием. Спаситель ошибся в людях: Он слишком высоко о них думал, слишком многого от них требовал. Инквизитор говорит: «Люди малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики… Слабое, вечно порочное и вечно неблагодарное людское племя… Ты судил о людях слишком высоко, ибо, конечно, они невольники, хотя и созданы бунтовщиками… Клянусь, человек слабее и ниже создан, чем Ты о нем думал… Он слаб и подл». Так Христову учению о человеке противополагается учение антихристово Христос верил в образ Божий в человеке и преклонялся перед ею свободой: Инквизитор считает свободу проклягием этих жалких и бессильных бунтовщиков и, чтобы осчастливигь их, прово зглашает рабство. «Говорю Тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее этот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Лишь немногие избранные способны вместить завет Христа. Неужели же Он не подумал о миллионах и десятках тысяч миллионов слабых, которые не в силах предпочесть хлеб небесный хлебу земному?
Во имя этой же свободы человека Христос отверг и два других искушения — чудом и земным царством; Он «не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной». Инквизитор принял все три предложения «умного духа». «Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете… Мы взяли меч кесаря, а взяв его, конечно, отвергли Тебя и пошли за ним». Свобода приведет людей к взаимному истреблению и антропофагии… Но наступит время, и слабосильные бунтовщики приползут к тем, кто даст им хлеб и свяжет их бесчинную свободу. Инквизитор рисует картину «детского счастья» порабощенного человечества: «Они будут расслаблено трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин… Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы, мы устроим им жизнь, как детскую игру с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех… И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими… Тихо умрут они, тихо утаснут во имя Твое, и за гробом обрящут лишь смерть…» Инквизитор умолкает: пленник безмолвен. «Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что?нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но Он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные, девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Чтото шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит Ему: «Ступай и не приходи более. Не приходи вовсе… Никогда, никогда!» И выпускаег Его на «темные стогна града».
В чем же тайна Великого Инквизитора? Алеша догадывается: «Инквизитор твой не верует в Бога, вот и весь его секрет». Иван охотно соглашается. «Хотя бы и так! — отвечает он. — Наконец?то ты догадался. И, действигельно, так, действительно, только в 31- ом и весь секрет…»
Символика «легенды» многопланна: на поверхности лежит обличение «антихристова» начала римской церкви и современного социализма. Достоевский был соблазнен фантастической идеей о том, что Вавилонская башня, воздвигаемая безбожным социализмом, будет увенчана Римом. Но это несправедливое и нехристианское осуждение католичества — только внешний по кров религиозного мифа. Под ним скрыва ется глубочайшее исследование метафизи ческого смысла свободы и власти. Герой легенды Великий Инквизитор изображен с огромным искусством. Это не пошлый безбожник, не «мелкий бес» вроде Петра Верховенского. Старик кардинал — лицо величественное и трагическое. Он от дал свою жизнь на самоотверженное служение Христу, на подвиг в пустыне — и вдруг на закате дней потерял веру. «Неужели же не довольно хоть одного такого, чтобы вышла трагедия?» — спрашивает Иван. Действительно, потеря веры — глубочайшая трагедия Инквизитора: не веря в Бога, он берет на себя ложь и обман и принимает это страдание «из любви к людям». Автор пренебрегает общедоступным оружием борьбы с атеизмом: он не изображает своего героя злодеем и извергом. Инквизитор — аскет, мудрец и филантроп. В этой концепции гениальное прозрение Достоевского. Антихрист выступает против Христа во имя Христова завета любви к ближним. Он выдает себя за Его ученика, за продолжателя его дела. Антихрист — лже– Христос, а не антиХристос. Так же понимал идею Антихриста и Владимир Соловьев. В своей замечательной повести «Ври разговора» он, подо6но Достоевскому, изображает Антихриста человеколюбцем и социальным ре форматором. Автор «Карамазовых» представляет богоборчество во всем его демоническом величий Инквизитор отвергает заповедь любви к Богу, но становится фанатиком заповеди любви к ближнему. Его могучие духовные силы, уходившие раньше на почитание Христа, обращаются теперь на служение человечеству. Но безбожная любовь неминуемо обращается в ненависть. Потеряв веру в Бога, Инквизитор должен утратить и веру в человека, ибо две эти веры неразделимы. Отрицая бессмертие души, он отвергает духовную природу человека И сразу же человек превращается для него в жалкое, слабое и подлое существо, история человечества — в бессмысленное нагромождение бедствий, злодейств и страданий. Если человек — только земная тварь, то судьба его, — действительно «дьяволов водевиль»; если люди «за гробом обрящут только смерть», то воистину они «недоделанные, пробные существа, созданные в насмешку». Тогда для филантропа остается одна цель: облегчить этим несчастным созданиям их короткую жизнь, «устроить» на земле это непокорное стадо. Человеку дано только мгновение земной жизни, пусть же он проживет его в довольстве и покое. И Инквизитор устраивает «всеобщее счастье»: он накормит людей («хлеб»), свяжет их бесчинную волю «чудом, тайной и авторитетом», возьмет меч Кесаря и соберет малосильных бунтовщиков в единое стадо. Тогда воздвигнется великая Вавилонская башня и воссядет на звере блудница — и уже навеки. Иван утверждал, что без веры в Бога и в бессмертие нельзя любить человечество. Великий Инквизитор доказывает это. Он начал с человеколюбия и кончил превращением людей в домашних животных. Чтобы осчастливить человечество, он отнял у него все человеческое. Как Шигалев в «Бесах», герой «Легенды» кончил идеей «безграничного деспотизма».
Монолог Инквизитора — шедевр ораторского искусства; выводы логически следуют из предпосылок, заключения поражают своей неотразимостью; но отрицательная аргументация вдруг оборачивается положительной: обвинительная речь становится величайшей в мировой литературе теодицеей. «Легенда»
