которых переходит в несколько трубок. В них заводят тонкие кабели, сращивают с толстым магистральным, а потом муфту со всех сторон запаивают.
Вовец лег на трубы и пополз в короб. Через полтора метра нащупал кабель, идущий вверх, подтянул его из колодца и утолкал вверх, в трубу, сантиметров пятнадцать. Он принес из дома стремянку и необходимые инструменты. Спокойно принялся за ремонт. Мимо иногда проходили люди, но не обращали внимания. Ковыряется себе рабочий, ну и пусть себе. Кабель был десятипарный, словно в доме десять телефонов собирались ставить. Наверное, главный инженер на всякий случай так распорядился. К главбуху, небось, всего одну пару полевым проводом бросили.
Тут Вовцу пришла в голову веселая мысль, а не прицепиться ли к телефону соседа? Он не знал, какая из десяти пар включена на телефон в доме, поэтому срастил все перерезанные провода в соответствии с цветом изоляции, но одну пару зеленых скрутил с жилами полевика, идущего к главбуху. Его линию он тоже починил. Место сращивания кабеля тщательно обмотал изолентой. С большим трудом затолкал разбухший кабель обратно в трубу.
Вернулся в дом, поднял телефонную трубку – гудок, значит, работает. Разобрал телефонную розетку. В неё был заведен весь кабель, но только два проводка подключены к контактам. Из остальных он выбрал два зеленых, и удлинил их куском радиопровода, найденным в кладовке. Принес со второго этажа другой телефон и подключил. Поднял трубку – гудит. Положил обратно.
Теперь следовало приготовиться к встрече ночных гостей. Вовец принес из рыбацкой дюжину мотков лески и корбки с крючками. Принялся отрезать метровые куски лески и привязывать к ним крючки, получались поводки. Делал он это очень быстро, сказывался многолетний рыбацкий опыт.
Тихо звякнул телефон. Вовец насторожился. Потом до него дошло, что кто-то поднял трубку телефона на даче главбуха. Негромкое позвякивание известило о том, что набирают номер. Набор повторялся несколько раз, видно, линия была занята. Наконец стало понятно, что абоненнт дозвонился. Вовец немного подождал и поднял трубку.
– …послезавтра заберу и отвезу прямо к поезду, – раздраженный женский голос, – пока все на похоронах.
– Не могу я больше, не доверяю им, – отвечал мужчина. – Ой, что-то так плохо слышно стало. Громче говори. – Черт бы побрал эту деревню и их всех, – крикнул мужчина и осекся. – Ладно, будь осторожна. Пока.
Что-то брякнуло, и Вовец с запозданием понял, что тот положил трубку. Но женщина этого не знала, для неё это просто был щелчок на линии.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
По интонации легко было понять, что она ждет слов любви и верности. Вовец положил трубку. Потом сообразил, что на даче главбуха запараллеленный телефон тихонько звякнул. Что ж, тот, кто там прячется, понял, что разговор прослушивался. Ну, и наплевать. Пусть испугается ещё больше.
Вовец собрал поводки с крючками, сунул в карманы несколько мотков лески и отправился в сад. В зарослях вишни, черноплодной рябины, смородины и других плодоносов он принялся привязывать к веткам поводки. Предпочтение отдавал местам, наиболее удобным для наблюдателей и снайперов. В нескольких местах натянул между деревьями толстую леску на уровне шеи. Потом разбирался с маленьким фотоаппаратом 'Кэнон', как у него вспышка работает. Нашел в шкафу запасливого Салкина инструкцию, запасные батарейки и пленку. Уже под вечер вырезал из картона человеческий силуэт, приколотил его к палке и поставил в спальне. Когда смеркалось, как раз закончил все приготовления.
Незаметно выскользнул из дома, запер дверь и по-пластунски, скрываясь за барьером из подстриженной акации, уполз в сторону дачи главбуха. По пути с помощью скотча приспособил фотоаппарат на ветку яблоньки и дальше потянул за собой леску. За дачей главбуха завернулся с головой в зеленое байковое одеяло и, обняв карабин, задремал. Он знал, что в случае чего, его разбудит рация.
Так и произошло. Ровно в полночь под ухом раздался писк. Вовец прижал кнопку и убавил громкость до минимальной. На связи были сразу три группы. Они действовали по заранее подготовленному плану и лаконично сообщали, что номер такой-то на рубеже, ориентир такой-то – все чисто. Невозможно было понять, где конкретно они находятся. Поэтому Вовец не торопился вылезать из одеяла. Он расчитывал, что оно может укрыть от инфракрасных приборов ночного видения, так как не должно пропускать тепло. Неожиданно шелест эфира прорезал приглушенный стон:
– Это второй. Тут какие-то крючки. Больно, блин!
Но невидимый руководитель операции проигнорировал его причитания и скомандовал:
– Трехминутная готовность. Третий, докладывай.
– Объект на месте, третий этаж.
– Конец связи, ждите сигнал.
Вовец понял, что его план удался. Он оставил в спальне включенную лампу на прикроватной тумбочке, а ближе к окну поставил картонный силуэт. Работающий мощный вентилятор, медленно поворачиваясь на оси, периодически обдувал силуэт, и тот качался, создавая движение тени на оконной шторе.
Вовец выкатился из одеяла, снял карабин с предохранителя и прижался к стене дома, держа в левой руке конец лески. Где-то совсем близко гулко ухнула сова. Это был сигнал к нападению на салкинский коттедж, вне всякого сомнения. Вовец и сам мог так ухать. Он высунулся из-за угла и дернул леску. Мгновенная вспышка сработавшего фотоаппарата выхватила кусты и деревца, а также человеческую фигуру, замершую в полуприседе.
Вовец не целясь, трижды нажал курок, посылая пули веером. Выброшенные гильзы звонко ударились в кирпичную стену и отлетели в траву. Он тут же снова спрятался за угол и, пригнувшись, бросился бегом вдоль дома. И тут сзади такое началось! Пальба, крики, треск кустов, звон стекол.
Вовец в темноте с разгона налетел на изгородь из металлической сетки. Его отбросило назад так, что он упал навзничь и чуть не вышиб себе передние зубы стволом карабина. Поднялся и побежал вдоль изгороди вглубь поселка, пока не достиг низенького заборчика, отделявшего участок от улицы. По асфальту громко топали тяжелые ботинки охранников, бежавших со стороны вахты. А стрельба уже окончательно стихла. Вовец сел спиной к заборчику и стал ждать. Ему было хорошо слышно, как дачные охранники кричат: 'Кто стрелял?! Выходи!' и тому подобную чепуху. Они светили через низкий забор фонариками, выхватывая из темноты ближние кусты, но идти вперед не решались.
Вовец уже хотел встать и идти к ним, до того надоели их крики, но тут стали подходить люди из соседних домов, и крики прекратились. Начался разговор, несколько возбужденный и нервный. Со стороны озера донесся звук запускаемого мотора, начал быстро удаляться. Потом взревел ещё один мотор. Вовец понял, что вервольфы отступили и бояться больше нечего. Он перемахнул через заборчик и пошел к людям, тем более, что все они были с ружьями, и он в этой команде ничем не выделялся.
Его узнали. Пришлось выкладывать свою версию событий, правда, заготовленную заранее. Услышал какой-то шум на участке, кто-то лазит в кустах. Взял оружие на всякий случай и пошел. Только сунулся в кусты, а оттуда – ба-бах! И началось! Он – бежать. Драпал, пока в забор не уткнулся. Но теперь, похоже, эти ночные партизаны убрались, можно пойти посмотреть. Только осторожно, кругом крючки и лески натянуты.
Сам пошел первым. За ним, ощетинясь стволами, с опаской двигался отряд в десяток человек. Задняя дверь дачи оказалась выбита. По кухне словно вихрь прошел. От входных дверей до лестницы все сметено – стол, стулья, посуда. Вовец с душевным трепетом поднялся наверх, нервно стискивая карабин и включая по пути свет. Он понимал, что никто здесь не таится, но все равно было как-то не по себе, как будто вервольфы оставили после себя какое-то энергетическое поле, заряженное опасностью. В спальне был настоящий погром. В воздухе летали перья из подушек, сквозняк из разбитого окна тащил их в коридор. Дверца шкафа сорвана, на полу груда платьев. Вентилятор разбит вдребезги о спинку кровати. А в сексодром лупанули дробью, а потом ещё вспороли ножом в нескольких местах. На полу лежит картонный силуэт. Кто-то с такой ярость топнул по нему ногой, что остался четкий отпечаток рубчатой подметки. Следователь будет доволен. Вовец спустился в кухню. Гости уже ставили на место стол и стулья.
– Эй, – закричал Вовец, – вы что делаете? Не трогать ничего до прихода милиции! Выходите, ребята, не надо следы затаптывать.
Ребята тут же дружно покинули помещение. Кто-то из них спросил:
– Тогда и в сад нельзя заходить?
