источников опасности, образующих связанную с риском глобализованную экономику, уже никто не может быть уверенным в том, что в какой-то момент находится в полной безопасности. В последнее время все более актуальной становится теория о роли риска и безопасности в современном западном обществе. В своей новаторской работе Ульрих Бек пишет о том, что понятие риска становится центральным для работ, посвященных транснациональному капитализму, при этом свобода от риска (например, в виде вредного воздействия окружающей среды) заменяет традиционные формы классовых различий, основанные на богатстве.[419] Растущая зависимость постфордистских экономик от стратегии оценки риска подтверждает, что осознание и молчаливое признание постоянно присутствующих, но статистически незначительных угроз становится нормой. И действительно, можно даже говорить о том, что риск — это просто измеренная и ставшая привычной паранойя, которой не больше, чем при определении угрозы, связанной с уязвимостью телом.
Роль конспирологических теорий при оценке действия и ответственности в обществе, в котором господствует риск и девизом которого могла бы стать фраза «все связано», подробнее мы рассмотрим в последней главе, а сейчас обратим внимание на те ощутимые угрозы телу, которые часто принимают конспирати-вистское обличье и сводят воедино телесное и корпоративное. Особенно часто эта двойная логика сквозит в опасениях по поводу пищи. Хотя страхи, связанные с безопасностью продуктов питания, появились в США давным-давно (самым известным произведением на эту тему стали «Джунгли» Эптона Синклера), за последние десять лет общественная паника по поводу безопасности продуктов стала особенно заметна, причем нередко ее подпитывает установка на то, что чудеса современной технологии исправили то, что часто считалось признаком экономической отсталости.
Внушительная часть этих опасений выражается в терминах угрозы телу. Так, искусственный заменитель жира Olestra, разработанный компанией Proctor & Gamble, стал предметом открытых дискуссий, где обсуждалось его воздействие на пищеварительную систему. Сначала продукты, изготовленные на основе Olestra, например чипсы Pringle, сопровождались предупреждением Управления по контролю за продуктами и лекарствами, гласившим, что эти продукты могут вызвать «спазмы в животе и жидкий стул», или, как формулировалось в некоторых ставших широко известными медицинских отчетах, «анальную протечку». Появилось множество сообщений о людях, пострадавших от этих побочных эффектов, и эти истории быстро превратились в одну из городских легенд. Существует даже вебсайт, где выложены хайку на тему неприятных побочных эффектов Olestra. С одной стороны, нетрудно догадаться, что эти россказни о протекающем презренном теле свидетельствуют о гомофобных страхах перед тем, что чей-нибудь задний проход выйдет из-под контроля, и напоминают псевдо-медицинскую истерию в начале эпидемии СПИДа, когда пошли слухи о том, что опасно пользоваться одной раздевалкой вместе с геями из- за того, что у них течет из заднего прохода.[420] С другой стороны, эти истории обращают внимание на вполне обоснованное беспокойство по поводу того, что Управление по контролю за продуктами и лекарствами поторопилось одобрить этот новый чудо-продукт, не придав значения не столько его слабительному эффекту, сколько его склонности вытягивать из пищеварительной системы даже то малое количество витаминов, которые есть в этой не самой здоровой пище. Городским легендам не составило труда связать этот случай с более масштабными и дикими теориями заговора, связанными с компанией Proctor & Gamble, о которой долго ходили необоснованные слухи, будто бы эта корпорация является организация сатанистов. Более того, панические истории, которые вертятся вокруг выделений и «чужеродной» природы входящих в состав Olestra искусственных полимеров, не усваивающихся организмом, следует рассматривать в контексте с более распространенным и зачастую не вызывающим сомнения представлением об обычных пищевых жирах как о враждебной, инородной субстанции, которую необходимо выводить из тела при помощи «безжировых» диет, а в крайнем случае — липосакции. То, что показалось бы «параноидальными» страхами в случае с Olestra, — нормально для дискурса, выстраивающегося вокруг жира в современной американской культуре. Возможно, продукгы, изготовленные с применением Olestra, вызвали телесную панику среди отдельных покупателей, но для многих остальных обещание не содержащей жира закуски — это суть технологической утопии, позволяющей, кажется, кому угодно иметь по пирожному.
Помимо испытавших влияние паранойи историй о непитательных продуктах типа Olestra и NutraSweet, соответствующих определенному «образу жизни», в последнее время сильное беспокойство стали вызывать генетически модифицированные культуры, например, помидоры от Monsanto. Кроме того, немало городских легенд ходит о некоторых продуктах питания или магазинах.[421] Но наряду с этими страхами по поводу конкрегных продуктов появляются слухи на тему безопасности питания вообще, и число их неуклонно растет. За последние десять лет общественность испытывала страх по поводу безопасности яиц, мяса, фруктов и овощей, водопроводной воды в связи со случаями заражения кишечной палочкой и сальмонеллой, не говоря уже о коровьем бешенстве.[422] По примеру книг, посвященных новым заболеваниям (например, работа Ричарда Престона «Горячая зона»), в бестселлере Николса Фокса «Испорчено», в котором речь идет о безопасности продуктов питания, приводятся красочные описания результатов тяжелого пищевого отравления. «Стул Лорен был больше похож на чистую кровь и ткань», — прозаично сообщает Фокс своим читателям, после чего объявляет, что тело Лорен «продолжали сотрясать мучительно болезненные спазмы».[423] Копируя жанр телесного хоррора, Фокс еще и представляет ситуацию так, что в наше время пищевое заражение приобрело характер эпидемии, а причиной этому служат современные системы транснационального производства и дистрибуции продуктов питания. Если верить Фоксу, сейчас опасность пищевого отравления исходит скорее от самих продуктов и способов их производства и транспортировки, чем от ненадлежащего хранения и приготовления.
Порой оценки автора «Испорчено» близки конспирологическому подходу, когда Фокс намекает на то, что в случае, например, с коровьим бешенством правительства различных стран специально не торопились признать реальный масштаб проблемы. Если в конспирологических теориях, бытующих в американской культуре, традиционно говорилось о внезапном нарушении нормального хода вещей, то в случае с нынешними страхами, связанными с питанием, эти теории указывают на то, что нарушен нормальный процесс сельскохозяйственного производства. В связи с публичными высказываниями Опры Уинфри по поводу угрозы, которую представляет собой мясо американских производителей, в 1998 году состоялся суд. Присяжные решили дело в пользу звезды-ведущей, и это свидетельствует не только о том, что ощущение опасности, исходящей от самого обычного продукта, распространяется все дальше, но и о том, что общественность считает: производители скрывают от нее то, что им известно.
Некоторые из этих настроений прекрасно отражены в одном из эпизодов «Секретных материалов». В серии «Наш город» Скалли и Малдер расследуют исчезновение инспектора с перерабатывающего завода Chaco Chickens, одновременно с которым на окрестных полях появляются следы пожаров, а по городу ползут слухи об огненных привидениях.[424] Местный шериф подозревает, что инспектор просто сбежал с какой-то женщиной, но в ходе расследования обнаруживается, что он собирался рекомендовать закрыть предприятие по соображениям санитарной безопасности. После того как молодую работницу пристреливают, когда она сходит с ума в заводском цеху, в ходе вскрытия ее тела Скалли обнаруживает, что девушка, как и инспектор, страдала болезнью Крейцфельда-Якоба (коровьим бешенством), и что она была намного старше, чем выглядела. В конце концов выясняется, что Уолтер Чако, владелец завода по переработке домашней птицы, вместе со многими местными жителями многие годы занимался каннибализмом, при этом скелеты жертв находили в близлежащем озере. Таким образом, возможность паранормального объяснения (ритуальный каннибализм, в котором заключается тайна вечной жизни) в этом эпизоде противопоставляется рациональной гипотезе Скалли, которая объясняет появление выгоревших мест на полях разжиганием костров, а неестественную молодость некоторых местных жителей — генетической мутацией. Мрачная атмосфера американского городка встречается с ожиданиями, характерными для телесного хоррора, которые вызываются красочными эпизодами вскрытия и патоанатомического исследования изуродованных тел. Кажущееся буквальным (и конспирологическим) объяснением таинственных событий в маленьком городке за счет коровьего бешенства, скрываемого хозяином завода Чако и его компанией, в дальнейшем перекрывается новым разоблачением. Настоящее объяснение этой истории связано с кажущимся фантастическим каннибализмом, который вводится для того, чтобы придать эпизоду новый поворот: в последней сцене обнаруживается, что цыплят на фабрике Чако кормили останками предварительно забитой птицы. Страх публики перед «каннибализмом» в мясной
