Склонность к изысканности (и соответственно антипатия к грубости) проявляется в таких дескрипторах, как «стиль», «нежность», «элегантность», «вкус», «артистичность», «чувствительность» и, иногда, «претензия на художественность», «притворность», «манерность» и «поза». Их можно понять как попытки со стороны личности компенсировать нелестное представление о самом себе (таким образом, можно считать, что низкая самооценка и утонченный самоидеал взаимно поддерживают друг друга); кроме того, они ведут к попыткам личности стать чем-то иным, чем то, что она из себя представляет, возможно, это связано с классовой завистью. Недостаток оригинальности, являющийся следствием таких имитаций, в свою очередь, стимулирует зависть к оригинальности, что точно так же, как попытка подражать оригинальным людям и желание изображать непосредственность, обречено на неудачу.
Артистичность
Характерная склонность энеа-типа IV к искусству более чем очевидна: по меньшей мере, один корень ее лежит в облагороженной черте характера, природа которой зависть. Она подпитывается также стремлением энеа-типа IV быть центром внимания. Другие компоненты - это возможность идеализировать боль через искусство, а также трансмутировать ее до тех пределов, когда она становится элементом в составе красоты.
Сильное суперэго
Изысканность, возможно, является наиболее характерным направлением, на пути к которому энеа-тип IV ищет возможность стать лучше, чем он или на есть на самом деле, и в поисках этих он проявляет дисциплину. В более общем плане, здесь имеет место типично сильное суперэго, что характер энеа-типа IV разделяет с энеа-типом I, но в целом энеа-тип IV более ясно понимает свои стандарты, и его или ее идеал более эстетичен или этичен. Вместе с дисциплиной (которая может доходить до мазохизма) черта суперэго энеа-типа IV включает дискрипторы настойчивости и действия по правилам. Любовь к церемониям также отражает как эстетико-изысканность, так и ориентацию на правила. Сильное суперэго влияет и на чувство вины в энеа-типе IV, стыд, ненависть к себе и самоочернительство.
3. Экзистенциальная психодинамика
В то время как у нас имеются достаточно веские причины считать, что истоки зависти лежат в неудовлетворенной потребности в привязанности в раннем детстве, и хроническое ощущение боли в этом характере можно понять как отголосок боли прошлой, нужно не забывать о том, что это может стать для людей энеа-типа IV ловушкой, где они могут застрять, бесконечно сокрушаясь о прошлом. Кроме того, так как хорошо известно, что ребенок остро нуждается в любви и стремится к ней, преувеличенный обязательный поиск любви в настоящем может рассматриваться как дисфункция и всего лишь мираж приблизительной интерпретации того, что так необходимо взрослому. Именно в этом, а не во внешних поддержке, признании, любви и лежит способность поддержать, признать и любить самого себя, а также возможность ощутить самого себя центром, противопоставленным «эксцентричному» ожиданию добра извне.
Можно рассматривать психологию энеа-типа IV с точки зрения объяснения бытия или сущности, образовавшуюся пустоту стремится «заполнить» зависть, и это, в свою очередь, закрепляется самоуничижением, поиском бытия через любовь и подражанием другим (я подобен Эйнштейну, значит, я существую).
Психология энеа-типа IV сложилось как бы под воздействием принятого на раннем этапе жизни суждения: «Меня не любят, значит, я ничего не стою», и сейчас он добивается собственного признания через любовь, которой когда-то не хватало (люби меня, чтобы я знал, что я чего-то стою), и через процесс самоочистительного искажения - через стремление к чему-то иному, заведомо лучшему и более благородному, чем то, что он или она есть.
Эти процессы саморазрушительны, так как однажды обретенная любовь перестанет цениться («Раз он меня любит, он ничего не стоит»), или, стимулируя невротические претензии, ведет на этой основе к разочарованию и обесцениванию; или, более обобщенно, стремление существовать, подражая стандартам собственного идеала на базе самостремления и слепоты по отношению к ценности своего истинного «я» (так же, как стремление к экстраординарному ведет к отрицанию ординарности). Благодаря этому, энеа-тип IV нуждается, ко всему прочему, в том, чтобы интуитивно проникнуть в эти ловушки, и более, чем другие характеры, он нуждается в самоподдержке: самоподдержке, которая возникает в конечном итоге, в результате осознанного одобрения и чувства собственного достоинства и удовлетворенности жизнью во всех ее формах.
В зависти имеет место патология ценностей, что можно объяснить в свете метафоры (я отыскал ее в «Книге добродетельной любви» Хитского Протоиерея) [18] о собаке, которая несла кость, и, приняв свое отражение в водоеме за другую собаку, несущую более привлекательную кость, погналась за ней, теряя кость, которую несла сама. Можно сказать, что отраженной кости не «существовало» также, как не существует ни идеализированного и ни вызывающего неодобрение собственного имиджа.
Глава пятая
Поиск целостности через отчуждение
1. Алчность и патологическая отчужденность
В качестве духовной «утраты ориентира» или духовного препятствия алчность, естественно, должна пониматься отцами церкви не только в буквальном смысле, подтверждение чему мы видим в «Рассказе священника» из чоссеровских «Кентерберийских рассказов» - отражении духа того времени: «Алчность - это не только жадность до земель и имущества, иногда это жажда знаний и славы». [19]
Если побуждение гнева - убежать, то побуждение алчности - сдерживаться и удержаться.
В то время как гнев проявляет жадность настойчивым (даже неосознанно) образом, жадность в алчности проявляется только в цепкости. Это хватка из страха, порожденного фантазией, что отпустить - значит пережить катастрофическое опустошение. За этим скрытым импульсом можно видеть желание непременно использовать что-либо в своих целях.
И все же удерживание - это лишь половина психологии энеа-типа V, другая половина - слишком легко сдаваться. Чрезмерное смирение в отношении любви, и особенно, людей компенсируется захватом в тиски
