на мостиках. Освечивали также трапы, люки, двери, пороги, поручни и т. д. Светящиеся стрелки указывали направления, повороты, обозначались контуры узких проходов, препятствий и предметов. В результате повысились быстрота выполнения команд, появилась уверенность уличного состава, а также возможность работать там, где ранее это не получалось. Особенно важным подобное освечивание оказалось на подводных лодках. Стали освечивать шкалы и стрелки большинства приборов управления кораблем и его вооружением. С помощью группы ГОИ прошли освечивание все основные надводные и подводные корабли Балтийского флота. Затем этот опыт перенесли за пределы Ленинграда.
Сотрудники ГОИ, оставшиеся в Ленинграде, занимались ремонтом фотоаппаратуры для подводников, а также создавали портативные фотокамеры для съемок через перископ подводной лодки. Командование флота требовало от командиров подводных лодок подтверждать торпедирование или потопление кораблей противника специальным фотографированием. Однако те камеры, которые входили в комплект перископа, не давали четкого снимка. Оптики-ленинградцы разработали и изготовили аппараты, позволявшие фотографировать результаты боевых действий лодки в любых условиях.
В момент эвакуации Государственного оптического института в разведывательный отдел ВВС Ленинградского фронта поступила большая партия новых аэропленок с аппаратов, только что принятых на вооружение. Требовалось срочно провести ряд исследований, чтобы на основании их составить инструкцию по проявлению пленок. Все это было сделано. Воздушная разведка Ленинградского фронта смогла успешно использовать новый фотоматериал.
И еще одно полезное дело выполнили специалисты-оптики - освоили панорамный фотоаппарат дальнего действия, исключительно важный для аэроразведки. Сотрудник ГОИ А. К. Войчунас выполнял боевые задания командующего Ленинградским фронтом по фотографированию переднего, края противника. После получения фотопанорамы южного побережья Невской губы на участке Урицк Петергоф А. К. Войчунаса по просьбе командующего Волховским фронтом командировали туда, и он успешно выполнил ряд заданий по панорамному фотографированию важных укреплений противника.
Деятельность сотрудников ленинградского филиала ГОИ не ограничивалась этой работой. Как и все ленинградцы, они заготовляли топливо, расчищали развалины разрушенных зданий, восстанавливали сады и скверы, работали на укреплении военных сооружений, а когда блокаду сняли, наладили на одном из заводов изготовление дефицитного для Ленинграда оконного стекла.
В книге английского писателя Александра Верта 'Россия в войне' описано посещение им одного оптического предприятия в Ленинграде - Государственного оптико-механического завода. Впечатления англичанина, оказавшегося на предприятии, работавшем в блокаду, заслуживают того, чтобы быть процитированными:
'Почти все небольшие деревянные строения были здесь разобраны в прошлые две зимы на дрова. Завод размещался в большом корпусе, наружные кирпичные стены которого были испещрены следами от осколков снарядов. Директор завода В. Н. Семенов - человек с суровым, энергичным лицом, одетый в скромный китель защитного цвета, с медалью 'За оборону Ленинграда' и орденом Ленина на груди. В кабинете у него были собраны образцы продукции, выпускавшейся теперь заводом, - штыки, детонаторы и большие оптические линзы. В. Н. Семенов сообщил мне, что его завод - крупнейшее в Советском Союзе предприятие по производству оптических приборов... 'Но в первые дни войны, - сказал он, - основная часть нашего оборудования была эвакуирована на восток, поскольку завод считался одним из главных оборонных предприятий и рисковать им было нельзя. В начале 1942 года мы провели вторую эвакуацию, и квалифицированные рабочие, которые не уехали в прошлый раз, то есть кто еще оставался в живых, были вывезены теперь'.
Уже в первые недели войны, когда большую часть оборудования и квалифицированных рабочих завода эвакуировали, здесь стали работать исключительно для нужд Ленинградского фронта. Делали то, что позволяло оставшееся оборудование и в чем больше всего нуждались защитники города, ручные гранаты, детонаторы для противотанковых мин и многое другое, и все это в сотнях тысяч единиц. На протяжении всей блокады гомзовцы ремонтировали стрелковое оружие, винтовки и пулеметы, а затем снова стали производить оптические приборы, в том числе перископы для подводных лодок.
Вот что рассказал еще директор о жизни завода во время войны: 'К началу блокады половина наших людей была эвакуирована или ушла в армию, так что осталось у нас лишь около 5 тысяч человек. Должен признаться, вначале трудно было привыкнуть к бомбежкам, и, если кто скажет вам, что не боится их, не верьте! И все же, хотя бомбежки пугали людей, они вместе с тем разжигали в них яростный гнев против немцев. Когда в октябре 1941 года начались массированные бомбежки города, наши рабочие отстаивали завод, как не отстаивали собственных домов. В одну из ночей только на территорию нашего завода было сброшено 300 зажигательных бомб. Наши люди гасили их с какой-то сосредоточенной злостью и яростью. Они поняли тогда, что находятся на передовой, и этого было достаточно. Никаких больше убежищ. В убежища отводили только малых детей да бабушек. А позже, в декабре, в двадцатиградусный мороз взрывом бомбы у нас выбило все стекла в окнах, и я подумал: 'Больше мы действительно не сможем работать. Во всяком случае, до весны. Мы не можем работать при таком холоде, без света, без воды и почти без пищи'. И все же каким-то образом мы не прекратили работу. Какой-то инстинкт подсказывал, что мы не должны ее прекращать, что это было бы хуже, чем самоубийство, что это походило бы на измену. И, действительно, не прошло и полутора суток, как мы снова работали, работали прямо-таки в адских условиях.
...Я еще и сегодня никак этого не пойму, никак не пойму, откуда бралась эта сила воли, эта твердость духа. Многие, едва держась на ногах от голода, ежедневно тащились на завод, делая пешком по восемь, десять, двенадцать километров... Мы прибегали ко всевозможным средствам, чего только мы ни делали, чтобы работа не прекращалась, - когда не было тока, мы пристраивали велосипедный механизм и ногами вращали станок.
Почему-то люди знали, когда они умрут. Помню, один из пожилых рабочих, шатаясь, вошел в мой кабинет и сказал мне: 'Товарищ начальник, у меня к вам просьба. Я один из старых рабочих завода, и вы всегда были мне хорошим другом. Я знаю, вы не откажете мне. Больше я никогда вас не побеспокою. Не сегодня завтра я умру, я знаю это. Семья моя в очень тяжелом положении, все очень ослабли, самим им не справиться с похоронами. Будьте другом, закажите для меня гроб и пошлите семье, чтобы не пришлось им вдобавок ко всему хлопотать еще о гробе, вы же знаете, как трудно его достать!'
Это случилось в один из самых черных для нас дней декабря или января. И такие вещи происходили изо дня в день. Многие рабочие заходили в этот кабинет и говорили: 'Товарищ директор, сегодня или завтра я умру!' Мы отправляли их в заводскую больницу, но они всегда умирали. Люди ели все, что было возможно и невозможно съесть. Они ели жмыхи и минеральные масла (обычно мы их сперва кипятили), столярный клей. Люди пытались поддержать себя горячей водой и дрожжами. Из 5 тысяч оставшихся рабочих умерло несколько сот. Многие из них скончались прямо здесь. Многие, с трудом дотащившись до завода, шатаясь, входили в ворота, падали и умирали... Некоторые умирали у себя дома, умирали вместе с семьей... Так продолжалось примерно до 15 февраля. После этого нормы увеличили и умирающих стало меньше. Мне больно сейчас рассказывать обо всем этом...'
К рассказу англичанина о работе оставшегося в Ленинграде коллектива Государственного оптико- механического завода нужно добавить, что эти люди с честью выполнили свой долг не только созданием и отправкой на фронт необходимых деталей и изделий боевой техники - взрывателей, гранат, деталей для пушек и т. д., но и проведением в течение всей блокады огромной работы по техническому обслуживанию оптико-механических приборов, установленных на кораблях Балтийского флота. Ремонт поврежденных в боях оптических корабельных приборов продолжался даже после полного прекращения подачи электроэнергии. Необходимые для ремонта механические и оптические детали изготовляли на станках с ножным приводом. Приборы ремонтировали прямо на объектах во время бомбежек и обстрелов, а также во время ведения огня кораблями и береговыми орудиями.
Гомзовцы выдержали испытание голодом и холодом. Они выстояли потому, что оставались коллективом, где постоянно чувствовали заботу друг о друге. Но самое главное, что помогло выстоять и победить, - поразительная сила духа. Об этом свидетельствуют и строки заводской многотиражки: ' Кто из нас не стыл в холодных, нетопленых цехах, когда пальцы прилипали к металлу, деревенело тело, и только сверхчеловеческое напряжение воли, сознание высокого долга перед Родиной и ненависть к врагу помогали выстоять и перевыполнять план, непрерывно насыщая фронт необходимыми средствами борьбы
