учреждения производился специальный отбор заключенных, имеющих наиболее высокую производственную квалификацию до суда. Среди общей массы людей, находившихся в исправительно- трудовых лагерях, имелось много уникальных специалистов, о которых и по сей день ходят разные легенды.
По Указу Президиума Верховного Совета СССР в марте 1947 года значительная их часть за добросовестный труд и отсутствие дисциплинарных проступков была выпущена из лагерей. Им разрешалось жить с семьями. В обиходе их стали называть 'указниками'. Они не имели паспортов и прописки, не могли по своей инициативе покинуть предписанного властями места жительства. С другой стороны, это уже и не заключенные. Многие из них так и остались в городе. Спустя годы уже никто не вспоминал, что тот или иной работник, пользующийся авторитетом в коллективе, в конце сороковых годов сидел в лагере. Некоторые стали руководителями различных предприятий и организаций.
В 1947 году из числа 'указников' сформировано два мужских и один женский строительный отряд, в которых насчитывалось более восьми тысяч человек.
Вольнонаемные в то время составляли в среднем около десяти процентов работающих на стройке.
Еще одним источником пополнения кадров госхимзавода и строительства стали члены семей приезжавших на завод специалистов. Они заполняли вакансии в сфере городского хозяйства, образования и здравоохранения.
Чисто символический вклад в решение кадровой проблемы внесло немногочисленное местное население, проживавшее в поселке Старая Теча.
Придавая столь большое внимание подготовке кадров, Сталин и его окружение относились даже к самым высокопоставленным из них как к средству, инструменту до-< стижения поставленных целей. Поэтому происходила постоянная перетасовка руководителей. Часто, ставя нереальные и невыполнимые сроки выполнения заданий, Сталин и Берия создавали огромное напряжение у руководителей, формировали в них чувство вины за то, что они срывают утвержденный самим Сталиным график ввода и освоения предприятий атомной промышленности. Иногда замена 'слабого' руководителя приводила к тому, что на смену ему приходил организатор, который вообще не считался ни с какими затратами, чтобы добиться в кратчайший срок успеха. В этих случаях создавалась лишь видимость решения проблем.
Однако бывало и так, что руководители, стоявшие у руля на первом, начальном этапе работы коллектива, не имели опыта по руководству столь огромными организациями, как База-10. В этих случаях смена руководящих кадров была оправданной. Так произошло с П.Т. Быстровым, первым директором Базы- 10.
Берии стало ясно, что обещанной в концу 1947 года Сталину атомной бомбы не будет. Чтобы уточнить реальное положение дел, Берия 8 июля 1947 года впервые приезжает под Кыштым.
Специальный поезд, в соответствии с существовавшими тогда требованиями безопасности для членов Политбюро, остановился в лесу, неподалеку от строящегося первого промышленного атомного реактора. По промплощадке Берия ездил в бронированном семитонном трофейном 'кадиллаке' в сопровождении охраны, которая первой появлялась там, куда должен был приехать председатель Спецкомитета.
Очевидцы рассказывают о манере поведения Берии. Говорил он негромко, не кричал, больше молча слушал пояснения специалистов. Не демонстрировал показной заинтересованности деталями технологии. Большой свиты вокруг него не было. Далеко не все могли выдержать его пронзительный взгляд. Берия, когда это считал необходимым, мог создать огромное нервное напряжение у своих подчиненных. Когда Берия обнаружил, что система измерения температуры на выходе из технологических каналов реактора 'А' дает сбои, он устроил по этому поводу такой разнос руководству, что у И.В. Курчатова от нервного напряжения стали' подрагивать руки.
Визит Берии привел к серьезным кадровым изменениям на Базе-10. Еще до его приезда под Кыштым приехала комиссия. Опираясь на ее доклад, Берия подверг жесткой критике и снял с работы не только начальника стройки Рапопорта, но и директора Базы-10 Быстрова. Поводом для столь радикального решения стал срыв графика строительства.
Спустя многие десятилетия решение Берии воспринимается неоднозначно. Несомненно, что у П.Т. Быстрова, как руководителя, были недостатки. Для столь экстремальных условий, в которых создавался завод, директору Ба-зы-10 недоставало жесткости, непримиримой целеустремленности, решимости любой ценой добиваться поставленных задач. В общении Быстрое был похож на Рапопорта. Он не кричал, не матерился, как это делали тогда многие руководители, не хамил людям и не грозил стереть их в лагерную пыль. По своему характеру это был неоднозначный человек, беспредельно преданный делу, но много размышляющий, сомневающийся. В его кабинете висели портреты Ленина и Берии. В столе лежал журнал 'Новое время', о существовании которого большинство его коллег просто не догадывалось.
Вместо Быстрова директором Базы-10 10 июля 1947 года назначается Ефим Павлович Славский, а Быстрое стал заместителем директора и проработал в этой должности до конца 1950 года.
Ефим Павлович Славский родился в 1898 году в казачьем селе Макеевка на Украине. С десяти лет работал подпаскЪм, закончил три класса церковно-приходской школы. Когда ему исполнилось тринадцать лет, начал работать на Макеевском металлургическом заводе. В годы гражданской войны сражался в Первой Конной. В боях с поляками под Киевом был тяжело ранен. Закончил военную службу командиром полка. В 1928 году начал учиться в Московском институте цветных металлов и золота. После его окончания работал в 1933–1939 годах на заводе 'Электроцинк' во Владикавказе, где прошел путь от инженера до директора. С 1939 по 1941 год возглавлял Днепровский алюминиевый завод, организовал его эвакуацию в Каменск- Уральский, где и стал директором Уральского алюминиевого комбината.
За годы войны комбинат почти в четыре раза увеличил свою мощность и обеспечил оборонную промышленность высококачественным алюминием.
В 1945 году Е.П. Славскому вместе с наркомом цветной металлургии П.Ф. Ломако поручается наладить промышленное производство чистого графита. Б.Л. Ванникову понравился деловой стиль работы Славского, для которого не существовало невыполнимых задач. С весны 1946 года Е.П.Славский приступил к обязанностям заместителя начальника Первого главного управления. Никто не догадывался тогда, что под вывеской Наркомата сельскохозяйственного машиностроения в неприметном здании на улице Кирова в Москве располагается штаб атомной промышленности.
Назначение директором Базы-10 бывшего заместителя наркома, заместителя начальника ПГУ говорило о той огромной роли, которую правительство придавало предприятию.
Чтобы встретить нового директора в Свердловске, пришлось организовать маленькую экспедицию во главе с главным механиком завода Артамоновым. Из-за очень плохой дороги между Каслями и Тюбуком встречающий поехал на двух машинах с запасной бочкой бензина. Накануне выезда провели разведку на проходимость, выбрали дорогу, но все равно несколько раз застревали в болотистых низинах.
Главный тракт Челябинск-Свердловск был неважным, встречались трясины и заболоченные участки. За войну дорога была сильно разбита, но и через два года после ее окончания была не отремонтирована. Путь до Свердловска занял весь день до позднего вечера.
Наутро Артамонов приехал на железнодорожный вокзал. Увидев выходившего из мягкого вагона поезда Москва- Свердловск пятидесятилетнего солидного, одетого в дорогой темно-синий костюм мужчину, главный механик Базы-10 подошел к нему и как у старого знакомого спросил:
— Ефим Павлович, это вы?
Славский внимательно посмотрел на Артамонова и, чуть помедлив, ответил:
— Да, я.
Встречающий выхватил два чемодана из рук нового начальника, и пока они шли к ожидавшему их вездеходу, Славский, хорошо зная Свердловскую область, начал расспрашивать о состоянии дороги до места назначения.
Артамонов признался, что дорога очень плохая, но тут же заметил, что волноваться не следует, как- никак в их распоряжении две машины.
Славский остановился, давая отдохнуть с тяжелыми чемоданами Артамонову, и с легкой укоризной сказал:
— Надо беречь машины и бензин, а вы транжирите народное добро. Видимо, слишком богато живете.
