Прокопенко Б.Е. Во второй половине лета стали приезжать новые работники. Тогда было так: направленные в цех специалисты месяцами не могли попасть в свои отделения, хотя и числились там: видимо, со стороны КГБ проводилась какая-то дополнительная проверка, они выполняли всевозможные подсобные работы, 'мучились' в коридорах или курилках.
В апреле приехал новый начальник нашего цеха-o Зуев Василий Степанович.
Учитывая важность, срочность и длительность цикла выполняемых работ, работники отделения сутками не покидали рабочие места. Темп круглосуточного режима работы задавали командированные из НИИ-9 ученые. Дом, где жили академики, находился примерно в 300 метрах от цеха № 4, сейчас в этом доме расположена военизированная охрана. Андрей Анатольевич Бочвар часто ночевал в своем кабинете на диване и его в любую минуту можно было поднять с постели.
В мае 1949 года на прессовом участке была организована двухсменная работа, старшими смен были назначены Румянцев Г.И. и Нагорный Г.М. Вся наша работа проводилась в присутствии, под контролем и при непосредственном участии крупных ученых страны: Курчатова, Александрова, Бочвара, Харитона, Займовского, а также крупных организаторов оборонной промышленности: Ванникова, Завенягина, Славского, Музрукова.
Были они просты в обращении, подшучивали друг над другом, непосредственно включались в любую работу. Ведь все они были молоды, большинству из них не было и пятидесяти лет. Общее впечатление было таково, что это компания старых и добрых друзей. Но когда дело касалось принятия серьезных решений, то, по-моему, субординация соблюдалась. Все это было на виду, на рабочих местах, а не в тиши кабинетов, которых во временном цехе № 4 просто не было. Это усиливало в нас сознание нужности своего труда, его важности и гордости за то, что именно тебе поручено это серьезнейшее дело. Было бы справедливо, если бы в цехе 117 была создана галлерея-стенд этих людей-ученых и руководителей отрасли — с фотографиями, краткими биографиями под рубрикой: 'Они работали в нашем цехе'. Эти люди действительно работали.
Например, Борис Львович Ванников — наш первый министр — часто конструировал что-то нужное для дела, чертил в рабочих журналах и горячо обсуждал с присутствующими свои конструктивные предложения. Ефим Павлович Славский любил управлять процессом прессования и в нужных случаях брался за латунную кувалду — был в нашем хозяйстве и такой инструмент. Это когда 'изделие' приваривалось к прессформе и не каждый из исполнителей имел смелость разломать 'изделие'. На первых порах разрушения 'изделия' при распрессовках случались не раз.
Мне доводилось многократно видеть в цехе И.В. Курчатова. Высокий, стройный, с черной бородой, украшающей его и без того красивое лицо. Выражение его лица говорило о готовности сдобрить шуткой любую серьезную ситуацию. Речь его была отрывистой и быстрой. Ходил он в высоких хромовых сапогах, в наброшенном на плечи белом халате. В комнатах цеха его сопровождали, как правило, Бочвар и Харитон, рассказывающие ему о тонкостях наших проблем. В коридоре цеха Курчатова всегда поджидал человек из личной охраны.
Все возникающие трудности решались настолько оперативно, что сейчас это трудно представить. Вот примеры.
Получаемые опытные 'изделия' после их извлечения из прессформ были слегка окисленными. Высказывались предположения, что нужно увеличить разрежение в аппарате. Все наши старания по увеличению разрежения не имели успеха. Аппарат с диффузионным насосом соединялся вакуумным шлангом, внутренние диаметры шлангов и штуцеров на аппарате и насосе были равны 20 мм. Для оказания помощи в этом вопросе в цех были направлены специалисты научно-исследовательского вакуумного института (НИВИ). Детально разобравшись, кажется, не выходя несколько суток из цеха, эти специалисты дали рекомендации, эскизные проекты к ним, об изменении конструкции узла соединения аппарата с диффузионным насосом типа ЦВЛ-100. В результате над ЦВЛ-100 появилась надстройка, а соединение ее с аппаратом было выполнено металлической трубкой диаметром около 100 мм. Разрежение в аппарате стали легко получать в пределах 10 и 100 тысячных долей миллиметра ртутного столба. Вопросы окисления 'изделия' по причине недостаточности разрежения были сняты. Не получалось нанесение антикоррозийного покрытия на 'изделие'. В отделении покрытия работали в то время три женщины во главе с Дубининой Александрой Васильевной. Для оказания практической помощи в цех пришел академик АН СССР Александр Иосифович Шальников. По нашему мнению, он был дружен с Курчатовым, при встречах они шутили, разговаривали на 'ты', называли друг друга Шурка и Гошка. Позднее в журнале 'Наука и жизнь' была помещена фотография группы студентов, среди которых были Курчатов и Шальников.
Работы по покрытию 'изделия', назову его номером '66', продолжались несколько суток беспрерывно. Не знаю, почему я был мобилизован на этот участок. Возможно потому, что был оформлен и допущен к 'изделию' и еще потому, чтобы было кому заниматься тяжелыми насосами типа ВН-2. Они тогда часто выходили из строя. Из-за неграмотной эксплуатации сжигалось и терялось масло, и насосы подлежали замене. Тем самым я участвовал в первом антикоррозийном покрытии 'изделий'.'Изделие' покрывалось неоднократно, но качества никелевого покрытия не было. В отделении механической доводки и подгонки 'изделий' работал научный руководитель Михаил Степанович Пойдо. Грамотнейший, аккуратнейший и добросовестнейший специалист, который наши первые антикоррозийные покрытия легко разрушал методом обстукивания 'изделия' маленьким латунным молоточком. Нанесенный никель пузырился, приходилось его снимать, а 'изделие' подвергать новому покрытию по технологии, известной только Шальникову. Удовлетворительное качество покрытия никого не устраивало.
Вся группа людей, работавших на покрытии — Потудинская Мария Архиповна, Либерман Генриетта Викторовна, Румянцев Гурий Иванович — не покидала рабочие места до тех пор, пока не получили добротную антикоррозийную защиту 'изделия'. Отдыхали на рабочем месте по очереди в небольшой комнате № 9, питались продуктами, которые приносил из столовой Шальников. Он имел возможность прохода в цех без переодевания. Чай кипятили на рабочем месте.
Полными хозяевами положения в цехе были научные работники. Начальник отделения покрытия А.В. Дубинина была эрудированная, красивая, властолюбивая, лет 35 женщина, несколько капризная, любила, чтобы ее слушали и слушались. Не знаю, какие столкновения у нее состоялись с Шальниковым, но он потребовал, чтобы в отделении она больше не появлялась. Так и вышло. Дубинина участия в покрытии 'изделия' № 66 не принимала и в комнате не появлялась.
В июле 1949 года были выпущены, как мы поняли, уже не опытные, а рабочие 'изделия'. Однако, где-то побывав, эти изделия в скором времени были возвращены в цех и превращены (изрублены) в исходные куски. Вероятно, ученые ошиблись в чем-то, иначе первый атомный взрыв должен был состояться в июле 1949 года.
Я не видел, как увозили первые 'изделия' № 66, а вернули их в цех рано утром, чуть стало светать. К цеху подъехало около десятка легковых автомобилей. Я был старшим по смене, в которой работали также Сесин Г.А. и Дербышев Г.А. Из автомобилей вышла группа из 10–12 генералов. Мне и до этого доводилось видеть людей в генеральских формах: Ванникова Б.Л. - генерал-полковника, Завенягина А.П. - генерал- лейтенанта, Мешика — генерал-лейтенанта, Ткаченко И.М. - генерал-лейтенанта, Музрукова Б.Г. - генерал-майора. Все они часто бывали на рабочих местах прессового участка, всех их я знал в лицо. Но это были, за исключением Музрукова, новые для меня генералы. С ними приехал и начальник нашего хозяйства Захар Петрович Лысенко.
Мне мало приходилось сталкиваться с Лысенко, он редко бывал в нашем цехе, отделении, слыл матершинником, любил орать на людей, с технологией, думается, не дружил, матом и криком боролся за чистоту. В нашем прессовом отделении, в присутствии культурнейших людей А.А. Боч-вара, Ю.Б. Харитона и других, Лысенко, естественно, чувствовал себя не в своей тарелке.
Итак, вся группа с двумя контейнерами, каждый из которых несли по два генерала, направилась в нашу комнату 19. Спросили старшего, чувствовалось, что Музруков — директор комбината, не был в этой группе главным. Я назвал свою фамилию. Спросили, догадываюсь ли я, что находится в контейнерах. Я ответил, да, догадываюсь. Мне приказали контейнеры вскрыть и 'изделия' изрубить так, чтобы нельзя было определить их начальную форму. Я замялся с ответом, так как у нас к тому времени был введен определенный порядок приема и сдачи спецпродукции — так тогда назывался плутоний, а затем и уран, 1-й и 2-й продукт. Лысенко расценил мою заминку, видимо, по-другому, и тут же агрессивно подскочил ко мне. Однако Музруков, как всегда, спокойным и невозмутимым голосом спросил, в чем дело? Я рассказал о
