— И ты все двадцать шесть помнишь?
— Конечно, — невозмутимо ответил Илья. — Повторяйте:…он в глубине своего существа…
— Он в глубине своего существа…
— Не на словах только, а на деле…
— Не на словах только, а на деле…
— Разорвал всякую связь со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общественными условностями, нравственностью этого мира.
— …нравственностью этого мира.
— Товарищ Сергей, а что такое нравственность? — спросил Ким, робея.
Илья усмехнулся:
— Как сказал Ленин, нравственность — это то, что служит разрушению эксплуататорского общества и объединению всех созидающих общество коммунистов. От себя добавлю — новое общество коммунистов. Понятно?
Но, кажется, корейцу не очень было понятно.
— Нравственность — это разрушение. Теперь понятно?
Ким кивнул.
Илья на мгновение задумался, восстанавливая в памяти текст клятвы.
На окраину площади выполз милицейский «уазик» и остановился.
— …нравственностью этого мира, — еще раз повторил Илья, не отрывая взгляда от милиции. «Уазик» дернулся и уполз в темноту. — Коммунист для него — враг беспощадный, — торопливо заговорил Илья, — и если только он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб верней его разрушить.
— Коммунист для него — враг беспощадный, и если только он продолжает жить в нем, то для того только, чтоб верней его разрушить, — торопливо повторили кореец и мулатка.
— Все! — неожиданно оборвал клятву Илья и глянул туда, куда уехал милицейский патруль.
— Ты же говорил — двадцать шесть параграфов, — хитровато щурясь, напомнил Ким.
— Хватит с вас и двух, — недовольно бросил Илья.
— Хватит и двух, — охотно согласилась Анджела Дэвис. Она зябла — было ветрено и прохладно.
Илья улыбнулся:
— С этой минуты вы члены НОК — Нового общества коммунистов. Поздравляю.
— А расписываться нигде не надо? — сделавшись очень серьезным, спросил Ким.
— Сейчас распишетесь, — успокоил Илья соратников и извлек из бокового кармана толовую шашку с крысиным хвостом бикфордова шнура.
— Ух ты! — удивился Ким. — Где взял?
— Атомную бомбу предложили, но дорого, — пошутил Илья. В другой его руке возникла зажигалка.
Задорно улыбаясь, Илья поглядывал то на соратников, то на хрустальный храм.
— Ну что, насыпем махры в пасхальное тесто? — весело предложил он.
И Ким и Анджела Дэвис сразу поняли, что хочет сделать их вождь, но, судя по выражению их лиц, не верили в то, что это будет сделано.
Илья щелкнул зажигалкой, но ветер мгновенно погасил пламя. Илья засмеялся.
— Но вы же говорили: Бога нет. Вы кричали: Бога нет, да? — спросил он, продолжая щелкать зажигалкой.
— Да, нет, — кивнула Анджела Дэвис.
— Нет, да, — закивал Ким.
Илья вновь засмеялся:
— Боитесь? Когда Павка насыпал попу махры, он верил еще, что Бог есть, и все равно насыпал. А вы говорите: Бога нет — и боитесь!
— Что мы, Бога, что ли, боимся? — возмутилась Анджела Дэвис.
— Нас посадят, — объяснил ситуацию Ким.
— Не посадят, — успокоил Илья. — А если посадят, это даже лучше — нам нужны новые мученики.
— Да ты знаешь, сколько на эту стекляшку денег потратили?! — все больше заводилась Анджела Дэвис.
— Сколько? — посмеиваясь, спросил Илья.
— Сколько — сколько? Много!
— А знаешь, чьи это деньги? Это деньги твоей бабушки. Это деньги твоей мамы. Это ваши деньги! Печенкин украл деньги у народа и на эти деньги решил прославить себя. Она ваша, и вы можете делать с ней все, что захотите.
Щелкала и щелкала зажигалка, пламя вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло.
— А я не хочу! — крикнула Анджела Дэвис. — Пусть стоит!
— А Ленин? — насмешливо крикнул Илья.
— И Ленин пусть стоит!
Ким кивнул, соглашаясь с девушкой. Перестав щелкать зажигалкой, Илья заговорил тихо и спокойно:
— Вы еще не понимаете, что им двоим здесь не устоять. Если они сегодня построили здесь эту часовню, завтра захотят снести памятник. Бога нет. Его никто никогда не видел. А Ленин есть. Я видел Ленина.
Илья сердито и нетерпеливо глянул по сторонам, щелкнул зажигалкой, и тут словно чудо случилось — ветер совершенно стих, пламя даже не колебалось, и Илья поднес к нему конец бикфордова шнура. Он громко зашипел и заискрился.
Анджела Дэвис пронзительно завизжала, не сводя глаз с бегущего белого огня.
— Бегите! — закричал Илья, швырнул взрывчатку за решетку ворот, на кафель, под образа, и побежал прочь.
— Мама! — прошептала Анджела Дэвис и рванула в другую сторону.
Ким растерянно посмотрел на шашку, подергал решетку ворот и тоже побежал.
Как они бежали! Долго и стремительно, на одном дыхании. Усталость наступила вдруг, ударила поддых, свалила. Падая, Анджела Дэвис привалилась к какому-то забору, сползла на землю и несколько секунд не дышала, вслушиваясь в ночную тишину. Взрыва не было.
Анджела Дэвис всхлипнула и задышала — часто и громко, часто и громко… Но и оглушенная собственным дыханием, она услышала, что рядом, по другую сторону забора, кто-то тоже задышал — часто и громко… Он то ли заразился ее дыханием, то ли дразнился… Анджела Дэвис зажала ладонью рот и прислушалась. За забором было тихо. Тогда она стала медленно подниматься, чтобы заглянуть туда, и обнаружила вдруг вырастающую напротив удивленную и испуганную физиономию Кима.
Дыхание прорвалось одновременно, и, глядя друг на дружку, они разом задышали — часто и громко, часто и громко и все чаще и громче… Странно, но это было почти то самое любовное дыхание…
Уже рассветало, уже солнце поднялось над Доном, а они все танцевали, превратив площадку для подъема флага в площадку танцевальную. Свой старый, обклеенный вырезанными из журнала фигурками Брюса Ли магнитофон Ким прикрутил проволокой к флагштоку. Пел Джо Дассен. Юноша и девушка были напряжены и держались на приличном друг от друга расстоянии. Анджела Дэвис без умолку болтала:
— А у меня бабка замуж собралась. С Коромысловым ихним. Захожу в комнату, а они стоят, обнимаются… Я ей говорю потом: «Ба, я вам на свадьбу презерватив подарю». А она — палкой меня по башке! Шишара — во!
Девушка наклонила свою курчавую голову и замерла в ожидании. И Ким вдруг прикоснулся к ее голове губами.
Анджела Дэвис подняла удивленные глаза.
— Хочешь, я скажу тебе десятый сталинский удар? — предложил Ким.
— Хочу, — торопливо кивнула Анджела Дэвис.
— Это… в октябре 1944 года — удары войск и Северного флота на Севере и в Заполярье. — Ким даже