Новый Мир ( № 6 2000)

Внезапно отодвинутого счастья,
Но там, где вечная цветет рассада
И нет нужды в сочувственном участье,
Я не хотела бы, чтоб только корни
И муравьи мне были братья, сестры, —
Твою бы тень искала я упорно
С надсадой здешней, ожиданьем острым!

* * *

Это «а» — окончание в имени вашем мужском,
Саша, Миша, Сережа, Алеша и Митя,
Видно, воспринимается лишней висюлькой, ростком
Мягким, лиственным, гибким, смешным — посмотрите,
На березах такой, на акациях и тополях,
И смущает значением формы слависта,
Разобравшегося в наших флексиях и падежах,
Изучившего Щербу старательно и Бенвениста,
И наводит на мысль о характере женском души,
Что-то нежное в имени есть незнакомом,
Что-то снежное, мягко залегшее в милой глуши,
Притягательной чудным отличьем от дома.
Будто вы в самом деле участливы так и чутки,
Что относитесь к женщине, словно к ребенку.
На морском берегу наблюдаю я из-под руки
За семейством: ее в простыню, как в пеленку,
Он заботливо кутает и растирает живот,
Спину мокрую и натирает их мазью
От палящего солнца: расслабишься здесь — и сожжет,
Мы в далеком Египте — не чувствуешь разве?
И, песок отряхнув, деловито глядит ей в глаза.
Как зовут тебя — Ваня? А лучше бы — Петя.
Седоватый блондин. Кто-то сзади его отозвал:
«Вальтер, Вальтер!» — донес мне услужливо ветер.

* * *

Я полюбила жизнь в конце концов.
Какой понадобился долгий путь!
И странно: ни деревьев и цветов
Явление, ни моря шум, вздохнуть
Счастливо заставлявшие не раз,
Не привели к устойчивой любви.
Тоски и страха, кажется, запас,
Как в море волн, куда ни поплыви,
Неисчерпаем был. Так что ж теперь
Мне нравится на скользкой колее
Уже наклонной и ввиду потерь,
Пригнувших и приблизивших к земле?
Смешно признаться: душ, дезодорант,
Стиральная машина, телефон
Мобильный, принтер и официант
С салфетками, его приличный тон…
Я чувствую улыбку, например,
Невольную на собственных устах,
Когда включают кондиционер:
Метафизический он гонит страх,
А счастье — шестикрылый серафим —
Его наращивает и живет
В сотрудничестве деятельном с ним,
Дуэт знакомый — скрипка и фагот.
И пусть невытравима эта смесь
Боязни и надежды, но кольцо
Из меди на дубовой двери здесь
Заметь, пожалуйста, приблизь лицо.
И, всматриваясь с мышью под рукой
В осмысленно мигающий экран,
Ты разминешься с вяжущей тоской,
Бессмертной — Эдварда, смертельной — Глан.

* * *

Алексею Герману.

Над разрытым асфальтом, над грудой
Развороченой грязной земли,
Старым скарбом и битой посудой,
Кирпичами — сюда завезли
Для строительства вместе с цементом, —
Над бетонными трубами, над
Проводами, палаточным тентом,
Над столбами, стоящими в ряд,
Из другого какого-то мира,
Сада, неба, вольера, страны,
Из Парижа или из Каира —
Мест, которые здесь не слышны,
Но с их блеском, и плеском, и летом,
И сияньем витражным чужим,
Одаряя, как сказано Фетом,
Эту местность миганьем живым,
В невесомости, в самозабвенье,
Боже мой, как душа, как мечта
Этих брошенных, бедных строений,
Яркокрылая их маета.