Ольга Постникова
Седая полынь
Постникова Ольга Николаевна родилась в 1943 году. Окончила Московский институт тонкой химической технологии. Инженер-реставратор высшей категории. Стихи печатались в альманахе «День поэзии», журналах «Новый мир», «Знамя», «Согласие», «Дружба народов». Автор нескольких лирических сборников. В 1994 году удостоена литературной стипендии Фонда А. Тёпфера (Германия). Живет в Москве.
Аптека Женщине, имени которой не знаю.
Когда чернота подступает к набухшим глазам изнутри, И вычерпана душа, и за вид свой неловко, За эуфиллином иду я в аптеку на улицу Ферсмана, 3, Ищу за стеклянною стенкой склоненную пепельную головку. Уже просветили рентгеном, диагноз означен, И кашлем уже возмущались мои соседи. Спасибо, что так несвирепо глядишь, что облик прозрачен. Не верится даже, что вдруг дождалась милосердья. Стыдишься, назвав эти учетверенные цены, Но в исповедальне, где воздух от брома горчит, не сапфир от хандры, не десьтивековый бальзам Авиценны, не крапиву сухую, хоть сердце кровоточит, — О, дай мне лекарства от злобы, от нечистоты, Когда панельные башни во взгляде моем колеблемы. И как алкоголик просит настойку календулы, Прошу доброты, и всегда исцеляешь ты. * * * В этом прямоугольном закате Ты, наверно, забыл обо мне. А на географической карте Караваны идут по стене. Эта карта старинной печати, У верблюдов кривые горбы, И в печали бумажной клетчатки — Две-три надписи, пункты судьбы. И кровавыми креслами Фалька Освещается бледность простынь, Только ласковость скользкого талька, Невесомая хрупкость пластин. Мы простились, а это фрагменты Наших скорых случайных жилищ, Диафильма недетского лента, Где, смеясь, после жизни лежишь. Что же ты умираешь вторично? Я однажды уже прожила Это таинство смерти публичной, Эти предгробовые дела. Надо так уходить монотонно, Надо так планомерно стареть, Чтоб из памяти магнитофона Даже голос любимый стереть. Возвращенья С. М. Олиновой.
Как Вацлав Нижинский в высоком прыжке, Антично фиксируя тело, Летит трясогузка к песчаной реке, Мерцая то черно, то бело. Мне каждый художник оставил свой дар. А этот рассвет как подкрашенный пар Азийских картин Кузнецова. И влита в тоску разлучаемых пар Застенчивость овчего зова. И древние правды страшнее стократ И Богом Единым бездонны, Когда они собраны в имя Сократ Над сизым цветком белладонны. И даже в лечебнице разум пленен Виденьями давнего века: Печати крахмальных печальных пелен И жесткие ткани Эль Греко. И это уже никогда не пройдет. Все травы любя поименно, Увижу: опять земляника цветет — И вспомню платок Дездемоны. Луна
