медицинского и биологического характера, в паре с «пойкилос»; словари также предлагают в качестве синонима «пойкилос», то есть «пестрый», «многовидный», «полиморфный», а затем и «псеудес», «лживый», — вновь хитрость становится определяющим качеством Одиссея. Первая часть эпитета присутствует во многих современных терминах в виде «поли» («много»); проблему представляет в особенности второй компонент сложного слова — «тропос» от «трепо», «поворачивать, изменять». Слово «тропос» означает и буквально «поворот», и «прием» или «способ действия», и «поэтический образ» («троп»), и изменение, принятие нового облика. Если мы примем первые два значения, «полютропос» окажется синонимом постоянных эпитетов Одиссея — «изворотливый», «многохитростный». В таком случае, мы недалеко ушли от «Илиады» — хитрость есть некое неотъемлемое свойство Одиссея, и оно заявлено как в начале поэмы, так и в тот миг, когда он устоял перед превращением, сохранил свое постоянное качество. Если же мы примем значение «многообразный», оно может показаться на редкость неуместным в ситуации, когда Одиссей как раз отказывается принять новый облик.
И все же есть основания именовать Одиссея «многообразным» — он несколько раз сочиняет себе новое имя, новую биографию, доходя в этом процессе почти до самоотрицания («Никто» у Полифема), теряя способность узнавать ту самую Итаку, с которой связывает тождество своей личности, — выйдя из пещеры нимф, Одиссей в тумане принимает родной остров за еще одну неизвестную землю и, спеша в страхе укрыться за очередной маской, сочиняет для повстречавшейся ему (и также не узнанной) Афины- покровительницы очередную побасенку. Тогда-то Афина и превратила его в старца.
Вместе с тем эти метаморфозы не только не оказываются необратимыми — напротив, Одиссей выходит из них еще в большей степени самим собой: отплывая от берега циклопа, Одиссей кричит ему: «Твой единственный глаз вырвал герой Одиссей», встреча с Афиной завершается не только узнаванием Итаки, но и разработкой плана окончательного возвращения, вхождения в свои права. В третий раз Одиссей сочинит для свинопаса Эвмея историю, уже более близкую к истине, — в ней он окажется спутником Одиссея; в последний раз, во дворец к Пенелопе, он также придет «человеком, знающим что-то об Одиссее». На Итаке притворство уже не отдаляет Одиссея от собственной личности, но приближает к ней. Так и тень Агамемнона трижды появляется в чужом, «приплетенном» к основному сюжету рассказе, в четвертый раз — в царстве мертвых, в Аиде, а в завершении поэмы Агамемнон предстает чуть ли не одним из владык загробного мира. Он тоже, на свой лад, движется к более полному бытию. Быть собой и Одиссей, и Агамемнон могут лишь в своем уделе.
На Итаке Одиссей осуществляет себя во всей полноте человеческих связей. Странная вещь: хотя в первых же строках поэмы анаграмма «ерусато етароус» показывала, как важны для Одиссея его спутники — и без них он не вполне Одиссей, — по ходу повествования они превращаются в «пушечное мясо». В «Илиаде» названы по имени даже те, кто лишь на несколько строк появился в воинственной поэме, чтобы тут же пасть от копья, но Одиссей в своем рассказе забывает упомянуть имена людей, с которыми десять лет сражался бок о бок и по меньшей мере год провел в плавании: еще стольких-то сожрал Полифем, а шестерых выхватила Сцилла, и они «простирали дрожащие руки», умоляя Одиссея о помощи, но и их имена забыты. Названы лишь ближайшие помощники да нелепо погибший Эльпенор — самый молодой из спутников; напившись, он уснул на крыше дворца Цирцеи и спросонок свалился оттуда. Эльпенор поименован, быть может, как раз потому, что этот пир у Цирцеи стал поворотным моментом в плавании Одиссея. Устояв перед колдовством Цирцеи, не подвергшись метаморфозе, Одиссей и его спутники обрели надежду на возвращение. Колдунья помогает им, указывает — пусть окольный и тяжкий, через Аид — путь домой.
В пещере людоеда Одиссей отрекается от своего имени, а спутники, буквально превращающиеся в мясо, и вовсе теряют личную судьбу. Проклиная ослепившего его героя, Полифем взывает к своему отцу Посейдону: «Пусть он никогда не вернется домой, если ж судьба ему вернуться, пусть вернется один, без спутников, и в доме своем встретит горе». У Одиссея может быть «судьба» вернуться. У спутников своей судьбы нет, они — лишь часть его беды.
Так выглядит дело в перспективе бесконечного морского странствия, и как часто повести о приключениях и космическая фантастика, в отличие от исторического романа и фэнтези, следуя образцу «Одиссеи», выделяют героя или группу героев, а все остальные отбрасываются по мере надобности, точно балласт с тонущего корабля, точно ступени ракеты, способствуя продвижению вперед избранных. Но не Гомер строит так свое повествование, а рассказчик — Одиссей. Гомер показывает нам совершенно иную точку отсчета — Итаку.
Хотя боги уже приняли решение возвратить Одиссея домой, возвращение будет отложено до пятой песни. Действие тем временем переносится на Итаку. Прежде чем Одиссей двинется в путь, мы узнаем, что такое эта столь желанная Итака, и на собрании старейшин зазвучат имена воинов, отправившихся под Трою с Одиссеем, — имена сыновей, которых эти старцы оплакивают и спустя десять лет:
(Кстати, тем самым подтверждается и достоверность рассказа Одиссея о пещере Полифема — но в нем сын Египтия не назван по имени.)
Вот почему Одиссею насущна Итака, ибо там не забывают, там есть кому печалиться о нем.
Узнав свою Итаку, Одиссей должен пройти через целый ряд узнаваний. Только сыну он открывается сам, ведь юноша, оставленный им некогда младенцем в колыбели, ни по каким приметам не мог бы опознать отца (кроме одной: этот незнакомец ведет себя именно так, как Телемах ожидал от Одиссея). Все остальные узнают Одиссея по тому или иному признаку, и этот признак для каждого свой.
Пес знает хозяина, его запах, не меняющийся несмотря ни на какие внешние изменения (даже если бы Афина превратила Одиссея в другого человека, запах скорее всего остался бы прежним — сцена возле дома свинопаса Эвмея, когда собаки лают на невидимую Афину, убеждает, что собачий нос проникает даже в хитрости богов). Няня помнит тело, которое она обмывала в детстве, шрам от раны, которую она же, несомненно, лечила. Чтобы утвердить себя в качестве хозяина дома, нужно согнуть лук, чтобы утвердить себя в качестве мужа, должно помнить о брачном ложе.
Одиссей на Итаке и впрямь становится полютропос, он многообразен, и его суть не может быть передана одним эпитетом, одним качеством. Он — хозяин Аргуса, воспитанник Эвриклеи, владелец лука, муж Пенелопы, сын Лаэрта, царь Итаки. Одиссей многообразный, имеющий в душе неизменный нус.
В «Государстве» Платона рассказывается, как выбирали себе новую долю прошедшие очищение «психеи». Души Агамемнона и Аякса облекались в тела льва, орла, но Одиссей выбрал жребий «простого человека». Последующие толкователи, и языческие, и христианские, видели в «Одиссее» притчу о странствии души. Так вот что такое Одиссей — «просто человек», чью личность составляет множество связей с другими людьми. Ради этого он возвратился, отказавшись для кратковечного земного союза — от бессмертия.
