Комплементарность столов и диванов может означать трудное рождение утопии дома при сохраняющейся инерции признания несущественности, недостаточной значимости жизни, протекающей дома. Противовес — в виде субботней телепрограммы НТВ «Квартирный вопрос» или воскресной передачи ОРТ «Пока все дома» (обе симптоматичным образом все же утренние) — не отменяет общей пропорции.
Силовой дом против коммерческого офиса. Вообще-то доместикация работы — наша давняя традиция. Как в новейшем документальном сериале «Откройте, милиция!», в РУВД теплится что-то вроде домашнего очага (дежурная угощает оперативников самодельной выпечкой, на столе дремлет котенок, уставными отношениями не пахнет, сотрудники понимают друг друга с полуслова, к концу дежурства не скрывают усталость), так и в прежних фильмах про передовые коллективы, будь то рабочие или ученые, если до котят и не доходило, так был мальчик на перевоспитании (например, «Семь нянек») или даже двое «неподдающихся» из одноименного фильма…
Не зря в советские времена на юбилеях желали первым делом «успехов в работе», а уж во вторую очередь — «счастья в личной жизни». Личная жизнь почти факультативна. Следователь Знаменский в «Знатоках» так и не женится, а атмосферу свойскости в его рабочий быт вносят разве что приблатненные шуточки Томина. Работа и есть подлинная личная жизнь и соответственно подлинное личное пространство, «дом». Именно поэтому партийные комитеты или месткомы предприятий не только раздавали продуктовые наборы, решали жилищные вопросы, занимались проблемами лечения и отдыха, но и имели странное право рассматривать заявления жен на неверность мужей.
Благодаря разнообразной символике доместикации работа оказывалась сферой приватной свободы, главной областью самотождественности личности. В результате работа реально самоузаконивала свою изначально мифологическую первоочередность. Соответственно ходили на работу «свободно» — более или менее в чем придется, не помышляя о соблюдении цивилизованных офисных норм.
Но в фильмах об армии или органах одомашниванию рабочего места противостояла строгая субординация. Советские киногерои чувствовали себя как дома на стройке, в заводском цеху (благо жили они целыми бригадами в общежитиях, так что работа как бы продолжала дом, а дом — работу), на вузовских кафедрах или в научных лабораториях, но никак не в служебных кабинетах МУРа, казармах или штабах.
В последние годы и эти рабочие места доместицировались — вероятно, в противовес новому формализму офисной стилистики, проповедуемому попытками мелодрам из жизни «новых русских». Если в старых фильмах о военных эстетизируются погоны со знаками различия званий, то в нынешних все одинаково одеты в потрепанный камуфляж: табель о рангах условна. Если в советских лентах кабинет следователя строг, как закон, то декораторы нынешних сериалов заботятся об изобилии не относящихся к делу деталей, даже о захламленности силовых рабочих мест. Ясно: тут протекает личная жизнь, свободная от уставного «равняйсь!». Начальник отдела в «Убойной силе» постоянно жует огромные бутерброды, сотрудники аналогичного отдела из «Улиц разбитых фонарей» относятся к своему начальнику как к опереточному дедушке, Грязнов из «Марша Турецкого» ложится прикорнуть в кабинете прокуратуры и т. д. и т. п.
Неформальную атмосферу рабочему месту задает принципиальная нещеголеватость убранства кабинетов, чтобы не сказать — специально стилизуемая бедность. Даже туда, где мебель напоминает о посреднической конторе средней руки (а это — высший дизайнерский шик «силовых» сериалов), как в «Марше Турецкого», «Улицах разбитых фонарей» или «Каменской», обязательная некомфортность пролезает в кадр в виде импровизированных застолий на скорую руку. Вокруг непритязательно выложенных закусок все свои и у себя дома. Дом небогатый, но именно потому «свой/наш».
Неформальность в смысле потрепанного камуфляжа и непрезентабельных застолий ставит на место личной жизни не просто «работу» (как в фильмах советского времени, где работа — это добропорядочные трудовые успехи), но борьбу вприпивку: «работу», связанную с темными кознями врагов, отчаянным риском и релаксацией, доходящей до отключки.
Естественно (и это заключительный шаг модуляции), что такого свойства работу выполняют прежде всего силовики. Отсюда и главная тема настоящих заметок.
Уязвимое множество. Силовики все гуще заполняют новости. Способствует тому широкая политическая реальность: от борьбы с терроризмом до предвыборных кампаний руководителей прокуратуры.
Помимо реальных информационных поводов существует экономическая телевостребованность силовиков. Программы типа «Криминал» на разных каналах множатся почкованием: «Криминал» — «Криминальная Россия»; «Совершенно секретно» — «Наша версия под грифом секретно» — «Секретные материалы»; «Независимое расследование» — «Внимание, розыск!» — «Очная ставка» — «Чистосердечное признание» — «Слушается дело»; «Дорожный патруль» — «Дежурная часть» — «Петровка, 38»; «Служба спасения» — «Экстренный вызов»… Вряд ли количество криминальных программ растет прямо пропорционально росту преступности. Скорее учитывается давно уже томящая население потребность в порядке, на которую накладывается беспроигрышная выгода жанра — среднего между всегда рейтинговой репортажной информацией и не менее рейтинговым детективом.
И в телекино люди в камуфляже завоевали первенство. Нет отечественного сериала без силовиков, и нет силовой структуры без «своего» сериала. Ср.: у пограничников — «Граница», у спецназовцев — «Блокпост», у ОМОНа — «Мужская работа»; в «Улицах разбитых фонарей», «Убойной силе» и «На углу у Патриарших» — оперативники РУВД и ГУВД; в «Марше Турецкого», «Тайне следствия» и «Гражданине начальнике» — следователи прокуратур, от районной до Генеральной; в «Сыщиках» — следователи милиции; в «Маросейке, 12» — налоговые полицейские, в «Агенте национальной безопасности» — сотрудники ФСБ, а в возобновленном «Следствие ведут Знатоки» — даже наши из Интерпола… Отсутствует (симптоматичным образом) разве что фильм о ГИБДД, но процесс на подступах (ср. многосерийную ленту о шоферах «Дальнобойщики»).
Развлекательное вещание тоже не отстает. К традиционным гала-концертам на Дни армии и милиции добавились не менее дорогостоящие (с идентичными наборами «звезд» и шоу-эффектов) праздничные мероприятия в честь разведчиков, десантников, налоговиков, таможенников и т. д., включая то же ГИБДД.
В советские времена силовые структуры культурно предъявлялись двумя недифференцированными категориями: вооруженные силы и милиция (она же органы). Правда, в раннесоветском кино особо выделялись летчики, а в позднесоветском — десантники. Но теперь число классификационных позиций внутри понятия «силовики» резко увеличилось — и не столько за счет традиционно позитивной «армии», сколько константно проблемной «милиции». С этим связана сложная оценочная окраска нынешнего мифа о силовиках.
От «Бандитского Петербурга» к петербургам ментовским. Выражения «силовые структуры», «силовые министерства», «силовики» вошли в широкое употребление сравнительно недавно, в последние годы правления Б. Н. Ельцина. Ранее обходились не подведенными под общий понятийный знаменатель «вооруженными силами», «МВД», «КГБ». Контекст, в котором разрозненное объединилось, определялся противопоставлением формирований, подчиняющихся прямым приказам Президента, остальным подразделениям исполнительной власти.
Прямое влияние Президента на силовиков состояло не только в его роли главнокомандующего, но и в его резко выраженной насильственной активности в отношении силовых структур. Их переименовывали, разъединяли, сливали, беспрерывно меняли их начальство. В результате силовиков стали воспринимать как часть государства, наиболее близкую к первоисточнику власти и наиболее манипулируемую им.
Поскольку же сам первоисточник власти в 1996–1999 годах воспринимался как отягченный болезнями и пороками, подчиненный корыстным фаворитам, отчасти даже самозваный, то и близость силовиков к вершине власти не служила на пользу их имиджа. Выражением растущего недоверия к силовикам стали взаимоисключающие тезисы об их слабости перед лицом оргпреступности и их оргпреступном всевластии.
Ситуация изменилась, когда Президентом стал выходец из самих силовых структур и к тому же избранный на волне массового одобрения. Силовики начали изживать социальную сомнительность.
Обратимся к криминальным телепрограммам. Поначалу («Дорожный патруль» и первая поросль его
