начать сначала. Взяться за ум. Хорош, отпраздновал.
Склад находился в Никольском дворе, уменьшенном подобии знаменитой Гостинки, на берегу канала Грибоедова.
Возле стальной, покрашенной черной эмалью двери горделивая, яркая вывеска «Торговый дом „Премьер“. Оптовая продажа обуви». Прямо, как входишь, — многометровое полутемное помещение с высоким пыльным потолком. Как колонны, как еще одни стены — большие коробки с обувью. Кое-где россыпь мелких, с фирменными знаками коробочек, в которых по паре туфель, ботинок или сапог. Тоже, как в квартире Володьки, порядок, лишь в дальнем углу явно ненужное — горка мятых, полинялых джинсов, рваная кожаная куртка, электрическая пишущая машинка с раскуроченной клавиатурой, целлофановые мешки с газетами и журналами и просто обрывки бумаги, картона, шарики слипшегося скотча. К стене прибита металлическая дуга, а на ней висят завернутые в целлофан штук семь дубленок.
— Остатки прежних метаний. — Володька ковырнул джинсы мыском туфли. — Не сразу ведь к обуви пришел, много чего перепробовал. То сумки, то вот джинсы, то мясо, то лес… В итоге на обуви остановился. Обувь — самое оптимальное. Спрос стабильный. Штаны при желании можно лет пять носить, а обувь чаще менять приходится. Когда трещина в подошве — попробуй нормально ходить… А женщины так вообще золотая жила.
Я в ответ понимающе усмехнулся.
— Ладно… — Он еще раз ковырнул ногой джинсы, точно бы проверяя, совсем они истлели или можно с ними что-нибудь сделать, и повернулся к ним спиной. — Ладно, пошли в офис. Сейчас звонить будут.
Сумрачное помещение склада связано узким коридорчиком с уютной, чистой комнатой. Стены обиты белыми пластиковыми рейками, в потолке шесть маленьких, зато очень ярких лампочек. Слева от входа стоит решетчатая пятиярусная полочка с образцами обуви. В комнате три стола. Два больших, на них компьютеры, бумаги, разные канцпринадлежности, а на третьем — чайник, посуда. Стулья, вращающиеся кресла. В общем, действительно офис как на картинке.
Володька по-хозяйски уверенно уселся, бросил на стол свою кожаную пузатую сумочку. Глянул на меня:
— Чего стоишь в пороге? Располагайся.
— Уху… — Я тоже сел, осторожно подвигал кресло влево-вправо, поозирался, привыкая к обстановке, заметил пепельницу, правда, слишком чистую, без окурков и пепла, будто находящуюся здесь лишь для порядка; осторожно спросил: — Закурить можно?
— Не стоит. Лучше на улицу выйди, вон, — Володька указал на неприметную, обитую такими же, как и стены, рейками дверь, — есть выход во двор. Но вообще-то, — голос его стал доверительным и серьезным, — советую бросить. Зачем травиться? И так жрем всякую гадость, дышим дерьмом, так еще и это… Извини, Роман, но ты через пять-семь лет разваливаться начнешь. Видно же, никакого у тебя здоровья нет, а жизнь начинается только. Скоро, — он неожиданно улыбнулся, прямо озарился улыбкой, потянулся так, что кресло заскрипело, — скоро такие дела крутить начнем. Заживем по-настоящему… Так что готовься, еще не поздно человеком стать. Курить бросай, делай зарядку…
Я хохотнул. Володька, как мудрый старец, укоризненно покачал головой:
— Дурак ты, дохмыкаешься. Когда будешь от всяких остеохондрозов корчиться, вспомнишь мои слова.
Его учительский тон стал меня раздражать. Что, если позвал к себе, так можно, что ли, лить в уши все подряд и я обязан кивать и улыбаться?
— Я в деревне, Володь, кстати, не на печке валялся. Вот несколько дней ничего не делал — и знаешь как мышцы ломит! — Для подтверждения я помассировал правой рукой тонкий бицепс левой; ломота, конечно, была, но не такая, чтоб о ней стоило говорить.
Володька то ли понял, что переборщил с нравоучениями, то ли решил не тратить на пустой спор время, закончил разговор шуткой:
— Сейчас фура придет, четыреста пятьдесят коробок. Так что — покачаешься.
Я опять хохотнул. На этот раз мягче:
— Спасибо!
— Да не за что, не за что… — Он поднял трубку телефона, стал нажимать кнопочки.
Потом долго беседовал с каким-то Сэром. Объяснял, что вот-вот придет машина с товаром и вряд ли весь он уместится на складе, поэтому Сэр, как было условлено, должен приехать и забрать свою часть. Сэр же вроде как отвечал, что у него сейчас нет транспорта.
— Ну какие проблемы? — найми. Мы же заранее договаривались именно на этот день, на это время! — теряя терпение, почти кричал Володька. — Мой «рафик» тоже сейчас черт знает где. В Тверь товар повез, вернется не раньше вечера… Что мне, на крыльце оставлять коробки?!
Сошлись пока на том, что Сэр перезвонит через полчаса.
— Вот видишь, — отвалившись на спинку кресла, выдохнул устало Володька, — любая мелочь катастрофой стать может. Ведь все заранее обговорили, а теперь оказалось — машины нет. Да выйди на улицу, тормозни любую «газель», предложи сто тысяч несчастных…
Я кивал сочувствующе, а в душе изумлялся, как сильно не вяжется должность Володьки на визитке «президент Торгового дома» и то, что, оказывается, на самом деле. Кустарность какая-то…
— Ладно, пока вот чего надо сделать… — Володька вскочил. — Пошли!
На складе он долго изучал ярлыки на коробках, что-то определял, высчитывал, беззвучно шевеля губами; я, как хвост, следовал позади и наконец получил задание:
— Эти восемь рядов, короче говоря, надо переставить сюда. И в высоту сколько сможешь. Стул возьми. Надо место освободить… Так… А эти коробки — сюда, в проход. Все равно те задние пока не понадобятся. Только не перемешай. Тут на боку, видишь, коды. Надо, чтоб они все были в ряду одинаковы, а то потом сдам не ту модель — снова проблемы… Ну понял?
— Да вроде. — Я кивнул. — Приступать?
— Естественно… Куртку сними, неудобно же.
Поначалу работа казалась плевой. Коробки легкие, и нужно было просто брать очередную, переносить метра на три в глубь склада, заодно проверять по наклейке, чтоб, например, «1253 В» попадало к «1253 В», а «2093 — 501 W» к «2093 — 501 W». Но постепенно это начало надоедать, глаза устали сверять цифры и буквы, коробки заметно потяжелели. К тому же слегка бередила обида. Вот Володька, мой одноклассник и друг, сидит сейчас в удобном вращающемся креслице, трепется по телефону (мне слышны обрывки фраз: «…да не надо текилу! И так башка ни черта не варит…», «лучше в „У Клео“, нормальный клуб»), а я должен вкалывать…
Да, в тот день я обижался, я еще не привык, что Володька теперь — мой хозяин, а я — подчиненный. Он командует, я исполняю… Пять лет с родителями в деревне не пошли мне на пользу — я как-то отвык (да еще и не знал, так как никогда нигде не работал), что общество построено по такому принципу. Будь ты приятель, друг или даже родственник, если речь идет о бизнесе, соблюдение иерархии (хм, историческое словечко!) наверняка необходимо. Иначе ничего не получится.
Эти мои не слишком связные размышления-открытия оборвал, заглушил густой автомобильный гудок. Кажется, он прозвучал совсем рядом с дверью.
Из офиса тут же появился Володька, взглянул на мою работу, встревоженно бросил:
— Заканчивай поскорее. Привезли…
А потом я вместе с экспедитором, молодым худощавым очкариком, и еще каким-то тут же нанятым за тридцать тысяч рублей алкашом таскал коробки из «КамАЗа» на склад. Володька, стоя в дверях, сравнивал количество и вид груза с накладными, указывал, куда что ставить. Только водитель праздно позевывал у кабины, пил кока-колу из двухлитровой бутыли.
Моделей оказалось десятка три, я путался, ставил очередную коробку не на то место, но Володька каждый раз от дверей ловил мою ошибку:
— Да куда ты нубук к велюру ставишь?!. Нубук — правее!
Я на его месте уже через десять минут махнул бы рукой: «Да валите куда хотите!» Правда, наверное, делал свое дело опыт таких разгрузок и, думаю, что-то природное. В школе еще хоть и был Володька чуть ли не хулиганом, сорвиголовой, зато всегда знал, как половчее списать контрольную, выпутаться из переделки. Теперь вот он нашел достойное применение этим своим качествам…
