однако и в этом избранном нет лучших, на мой взгляд, стихотворений Блаженного — таких, как «Страшная сказка», «Уже из смерти…», «Дети, умирающие в детстве…». Некогда я крепко гневался на издателей знаменитого «Сораспятья» (Минск, ООО «Итекс», ООО «Олегран», 1995): нельзя же вываливать на страницы книги стихи, как картошку из мешка, — без разбора и отбора, без комментариев, без предисловия и даже без оглавления. Теперь я убедился: лучше полное отсутствие редакторской работы, чем та редакторская работа, которая обыкновенно применяется к стихам Блаженного.

Впрочем, в чем-то я понимаю издателей. Стоит только вдуматься в иные его стихи (в лучшие) — и откроются страшные экзистенциальные смыслы, встающие и поперек ортодоксального иудаизма, и поперек традиционного христианства (и, разумеется, поперек позднесоветского расслабленного «гуманизма»). Гораздо удобнее представлять Блаженного в качестве душевного поэта, отказываясь замечать в нем поэта духовного. Потому как душевность Блаженного понятна и привычна всем нам. А вот его духовность[52]

Одно из самых знаменитых стихотворений Блаженного.

В калошах на босу ногу, В засаленном картузе, Отец торопился к Богу, Как водится у друзей.

………………………..

Процессия никудышных Застыла у Божьих врат… И глянул тогда Всевышний, И вещий потупил взгляд. — Михоэл, — сказал он тихо, — Ко мне ты пришел не зря… Ты столько изведал лиха, Что светишься, как заря.

…………………………

Позволь же и Мне с сумою Брести за тобой, как слепцу, А ты называйся Мною — Величье тебе к лицу…

Современное секулярное сознание, пожалуй, не обнаружит никакого подвоха в этих строках. Ну, поменялся Господь своим местом с праведником, так ведь это — символ. Но современное сознание как нечто само собой разумеющееся воспринимает и песню новейшего Квазимодо «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой». Видать, для него, для современного сознания, это — тоже символ. Но пускай оно не обольщается. Вот еще одно стихотворение Блаженного, в котором та же идея выражена в куда более шокирующем воплощении:

Это ложь, что Господь не допустит к престолу собаку, Он допустит собаку и даже прогонит апостола. Почему же? А вот почему… Ох, хитер ты, мужик, присоседился к Богу издревле, Раскорячил ступни да храпишь на целительном воздухе, А апостол Полкан исходил все на свете деревни, След выискивал Мой и не мыслил, усталый, об отдыхе.

И далее — о том, как апостола Полкана били камнями и палками «неверующие мужики», о том, как «его кипятком обварила старуха за баней», а он — «скуля, матерился и в бога и в душу» и «на матерный лай все имел основанья».

Для Блаженного страдания бессловесной твари — мерило состояния мироздания. Блаженный отдаст всю «будущую гармонию» не только за одну слезинку ребенка, но и за одну слезинку котенка. Надрывный мир поэзии Блаженного переполнен предсмертными воплями кошек и собак, тщетно (или не тщетно) взывающих к Вседержителю. С этими страданиями невозможно, немыслимо примириться. Все, кто ответственны за муки безвинных жертв — прямыми действиями, попущением ли, — должны быть немедленно прокляты — такое зло неискупимо. И хорошо еще, если под горячую руку Блаженного подвернется всего лишь апостол. Бывает так, что и самому Богу — несдобровать.

Опять пронзительный котенок Напоминает мне о том, Что был он взбалмошный ребенок И бил Господь его кнутом. («Опять пронзительный котенок…») И всех моих Господь прибрал друзей, Убил котенка, смял крыло пичуге… («Дом») Блаженный способен и так выплеснуть свою муку на Всевышнего: Мой дом везде, где побывала боль, Где даже мошка мертвая кричала Разнузданному Господу: — Доколь?.. — Но Бог-палач все начинал сначала. («Дом») И даже так:
Вы читаете Новый мир. № 1, 2003
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату