Новый мир. № 5, 2003

небесный огонек,
что с силою нездешнею
несет бессмертный свет
сквозь плоть окоченевшую
и жизни этой бред,
чтоб совесть в ярком пламени
сияла, горяча, —
в пустой и зябкой храмине
последняя свеча.

* * *

Б. Викторову.

Опять зима, зима, зима.
И снег сырой и грязноватый
укрыл озябшие дома,
как елки, прошлогодней ватой.
Опять друзья ушли в запой,
пичуги в гнездах притаились,
замысловатою резьбой
опять катки засеребрились.
Ну что ж! И ты себя уважь,
достань заветную заначку,
непозволительную блажь
осуществи, махнув на дачку
пустую…
                                       Канет за лесок
грохочущая электричка
(так чиркает о коробок
последняя средь ночи спичка),
а здесь такие терема
возвел мороз — аж стынет в глотке,
и кажется — сойдешь с ума
от неба, звезд, любви и водки.

* * *

Уже ты, брат, заматерел:
легко и просто
глядишь на Божий мир в прицел
креста — с погоста.
Друзья и недруги лежат
в могилах рядом.
И птицы черные кружат
над гиблым садом.
Но не возьмешь нас на испуг,
мы терты, биты.
Вот здесь лежит мой лучший друг,
травой увитый,
а там лежит мой лучший враг
под толщей глины —
соединил один овраг
две половины.
Настанет день, настанет час,
подам им руку…
Ну а пока, ну а сейчас
стерплю разлуку,
налью горчайшего вина
в стакан до края
и повторю их имена,
с них пыль стирая.

* * *

Ты сбросишь платье, словно кокон,
прильнешь, забыв о суете, —
так бабочка у чьих-то окон,
быть может, бьется в темноте.
Ее страшат заботы утра,
ей нужен свет запретных свеч,
чтоб крылья цвета перламутра
на том огне беспечно сжечь.

* * *

Уличному скрипачу.

Блаженна калеки улыбка —
он рад приближенью весны, —
рыдай, одинокая скрипка,
на злом пепелище страны,
рыдай в подворотнях московских
и на площадях городских
и вместо курантов кремлевских
рыдай в наших душах пустых.
Пусть робко, и жалко, и хрипло
играет калека-скрипач,
рыдай, одинокая скрипка,
по нищенке-родине плачь!

* * *