Новый мир. № 7, 2003

Вот я и славлю свое бытие.
Только порой (что за странное свойство
Душ человеческих), только порой
Одолевает меня беспокойство,
Словно, природа, я пасынок твой.
Что мне с того, что оно голубое?
И голубой пустотой не прельстишь.
Но мироздание — место глухое,
Не перепрыгнешь, не перекричишь.

Апрель 1925.

* * *

Ты скажи, что он бедно и сумрачно жил,
Что он много трудился и много любил,
Сквозь вагонные стекла смотрел на закат,
Как деревья пылают, как степи горят,
Что он вскакивал ночью, к тревоге жильцов,
Просыпаясь от гама и клекота снов,
Что он гладил тебя по густым волосам,
По щекам, по вискам, по горячим губам.
Да прибавь, что, болея, он в крыши смотрел,
Что он долго, тоскливо и тяжко старел,
Умирая, у нас не просил ничего,
Не просил ничего, не простил ничего.

Сентябрь 1928.

* * *

Г. Куклину.

Холмы. Ольха, ольха, ольха,
Горячий тих откос,
Земля песчанна и суха,
И воздух полон ос.
Трепещет лист, играет тень
И ловит простеца,
И даже паутину лень
Уже снимать с лица.
А ветер грянет на ольху
И ну плескать листвой,
Как будто озеро вверху
Шумит над головой.
Ох, этих знойных вихрей злость!
Ох, эта тяжесть дня!
Я пуст, я выветрен насквозь,
И нет во мне меня.
Теперь я ломок и хрустящ,
Как прошлогодний сук,
Я как земля, как пыль, как хрящ
Песчанен, тих и сух.

Октябрь 1930.

Закат

Казалось, все забыл и бросил навсегда,
А глядь, опять душа волнением согрета,
Вновь тучки алые зовут меня. — Куда?
Вновь кличут в дальний край. — А где он? — Нет ответа.

Лето 1937.

* * *

Высокое небо прозрачно.
Я болен; не выхожу.
Я перед верандою дачной
В соломенном кресле сижу.
Вверху возникают и тают
Кудрявых стада облаков,
Из леса ко мне долетают
Мольбы паровозных гудков,
Прохладное катится лето
В сиянии, в сини, в цвету.
А вот наконец и газета!
Спасибо! Ну что же; прочту.
Министры сбегают, бросая
Народы на гибель и ад.
И шляются, все истребляя,
Огромные орды солдат,
В волнах, посреди океанов,
Беспомощно тонут суда,
Под грохотом аэропланов,
Сгорая, горят города.
Хвастливые лживые речи
Святош, полицейских, владык…
А солнце все греет мне плечи,
И я головою поник,
И вот уж уводит дремота
Меня за собой в полутьму,
Где вижу знакомое что-то,
Родное, но что — не пойму.
А, детство! Высокие ели,