Она через дом жила, Васеньку знала с пеленок и за поминальным столом по Васеньке со всеми плакала и всем объясняла, что давно Васеньке его судьбу предсказала.
Лекарства Васенька стал смешивать, когда прабабка его заболела в глухой деревне Стригино. Он ей в центральной аптеке, что у рынка, лекарства покупал и носил в деревню. Пешком ходил. Красные таблетки, белые, микстуры в темных склянках, порошки в бумажках. Через лес нес, через речку Илевну вброд, полем. В дороге не отдыхал, к прабабке приходил уставшим, валился сразу спать.
Проснулся он как-то ночью бодрый. Прабабка храпела, утонув в перине, сложив сухие ручки поверх одеяла. Лекарства лежали все на стуле у изголовья. Васенька взял красную таблетку с блюдца и проглотил. Прислушался к себе, что будет. Голова немного закружилась. Он еще таблетку взял, присел к столу, к лунному свету, в ступку таблетку кинул, растолок, микстуры капнул, сахару зачем-то добавил, ложку окунул, лизнул. Горько оказалось. Стал Васенька ждать, что с ним станет. В сон потянуло.
Иногда у Васеньки в ступке, как при химическом опыте, взрывалось, или дымилось, или так воняло, что прабабка, рванув на себя раму, швыряла его ступку в окно.
— Мертвый встанет! — кричала она.
От проб своих Васенька иногда менялся лицом. То оно у него шишками зарастало, то синими пятнами исходило, а то вдруг выравнивалось и розовело, как у младенца. И потому фотография на буфете давала о покойном Васеньке представление неточное.
Дотянул Вася девять классов, и химичка устроила его по блату в центральную аптеку.
Васенька напросился в лабораторию. К изготовлению лекарств его, понятно, не допускали, но смотреть не возбраняли. Предложили даже поступать в медучилище на фармацевта. Но учиться Васенька не смог. Сколько ни бились с ним, так и не растолковали, как взвешивать по писаному, нагревать… Все Васенька делал на глазок. Для борща это и ничего. Но не для лекарства. Так что Васенька рецептурных дел не касался. Мыл-кипятил колбы, поливал цветы, таскал ящики, ходил в магазин за чаем, печеньем да конфетами. С зарплаты набирал себе лекарств, бог знает чем приглянувшихся — цветом ли облатки, формой ли капсулы, размером, запахом… Васеньку жалели. Понимали, что или помрет от своих опытов, или изуродуется вконец.
Рос он без отца, в бедности. Мать мыла полы в школе, бабка и вовсе никогда зарплаты не получала. Но на шестнадцатилетие Васеньки все родственники постарались — даже прабабка из глухой деревни со своей нищей пенсии внесла лепту, — собрали денег, чтоб он купил то, что ему во сне снилось.
Во сне мотоцикл был черный, матовый, с большой круглой ослепительной фарой, круторогим рулем. Высокий, мощный.
По складам, шевеля губами, Васенька читал объявления на остановке у аптеки; заходил в автосалон на рынке — только посмотреть, — новые мотоциклы были дороги. Подаренные деньги всегда были при нем: зашиты на живую нитку во внутреннем кармане школьного пиджака.
Месяца через три после дня рожденья, в середине осени, Васенька прочел на остановке, что продается недорого мотоцикл фирмы «Ямаха», почти новый. Дело было вечером, после работы. Васенька спросил у людей, дождался нужного автобуса, втиснулся и поехал. Уже в темноте он добрался.
Отворила ему женщина.
— Я по объявлению, — сказал Васенька.
Она посмотрела на него жалостливо.
В этот день лицо Васеньки было чистым и гладким, ребяческим.
Мотоцикл стоял прямо в комнате, вымытый, черный, блестящий, круторогий. В уютной маленькой комнате с цветами на подоконнике, с вышитой салфеткой на тумбочке он смотрелся так же нелепо, как смотрелся бы танк.
Васенька постучал ботинками о половик, подошел к машине и погладил. Включил фару. Она ослепила. Женщина печально за ним наблюдала.
— Сколько? — спросил Вася, облизнув пересохшие губы.
Женщина в самом деле просила недорого.
— На ходу бы его поглядеть.
— Снеси вниз и гляди. Только денег мне хоть половину оставь.
— Берите все.
Он снес мотоцикл на руках с третьего этажа. Женщина спустилась следом. Она стояла у подъезда и глядела.
Васенька оседлал машину, завел мотор.
Рванул круг по двору, выскочил, промахнул по трассе до железнодорожного переезда и решил к женщине не возвращаться — деньги уплачены. Развернулся и погнал домой.
Шлема на нем не было, ветер рвал волосы. От ревущего, как снаряд, мотоцикла шарахались к обочинам автомобили, пешеходы жались к стенам домов, кошки взлетали на деревья.
На светофоре Васенька встал, напряженно ожидая зеленого стартового сигнала. В это время длинноногая, ярко намазанная девушка с фиолетовыми волосами сошла с тротуара, пересекла дорогу и подошла к Васеньке.
— Привет, — сказала она ему.
— Привет. — Васенька заалел, раньше такие девушки никогда не обращали на него внимания. Да и он на таких не засматривался, ему Настюха нравилась, продавщица из винного.
— Подвези меня, — сказала девушка. — На Мичурина. Знаешь?
Она уселась за ним, прижалась, обхватила, выдохнула в затылок.
Зеленый сигнал уже горел, автомобили вежливо объезжали Васеньку. Он рванул.
На Мичурина они встали у частного дома с палисадником.
— Давно у тебя этот мотоцикл? — спросила девушка, не выпуская Васеньку из объятий.
— Сегодня.
— Ясно.
— Чего?
— Я знала парня, который на нем раньше гонял.
— Мне не парень продал.
— Еще бы. Парень разбился на прошлой неделе. Лихой был. Я как тебя на светофоре увидела, аж вздрогнула, думала — он, призрак. Ты видел когда-нибудь призраков?
— Не знаю.
— Как же это можно не знать?
Она отпустила его и сказала, сойдя с машины:
— Пойдем в дом, согреешься.
Васенька и в самом деле продрог на осеннем льдистом ветру.
В жарко натопленной комнатушке торчали бритые, как монголы, парни в черных кожаных куртках. Они курили по кругу одну папиросу. От сладковатого ее дыма подташнивало. Двое сидели на диванчике, остальные — прямо на полу, затоптанном, грязном, но, впрочем, теплом.
Васенька прошел, держась девушки, в уголок. Опустился возле нее на пол. Она ему и передала папиросу. Васенька затянулся, как она, два раза. Но закрывать глаза, как она, не стал. Смотрел с любопытством на ее будто спящее лицо. Вдруг она сказала:
— Я вижу, что ты на меня смотришь.
— Подглядываешь, — простодушно решил Васенька.
— Нет, — сказала девушка, — я от травки всегда с закрытыми глазами вижу. А ты?
— Я? Нет.
— Да у тебя же глаза открыты.
Васенька закрыл глаза.
— Нет, ничего не вижу. — И открыл.
Девушка смотрела на него в упор.
— А что ты чувствуешь?
— Да ничего.
— Никакого кайфа?
— Пусть еще затянется, — промолвил бритый с дивана. И Васеньке протянули папиросу вне очереди.
