Невероятно раздутый за счет совершенно лишних сведений (об этом чуть ниже) комментарий демонстрирует такую же кустарщину и неразбериху. У меня неоднократно возникало ощущение, что основную часть комментариев готовил не один человек (как указано на обороте титульного листа), а более десяти; причем, приступая к работе, они не договорились о том, как будут подавать те или иные сведения.
Вот пример. Как известно, в 1836 — 1837 годах в журнале “Современник” была опубликована большая подборка стихов Тютчева под общим заголовком “Стихотворения, присланные из Германии”, за подписью “Ф. Т.”. Разумеется, сей важный факт необходимо обозначить в описании источников текста каждого из стихотворений, вошедших в упомянутую подборку. Так вот, я насчитал около двадцати различных вариантов подачи этих сведений. Приведу пять наиболее отличных друг от друга:
“ Совр . 1836. Т. III. С. 14 (под номером IX, в общей подборке „Стихотворения, присланные из Германии”, подписанной инициалами „Ф. Т.”)” (стр. 365);
“ Совр . 1836. Т. IV. С. 32, под общим названием „Стихотворения, присланные из Германии”, с общей подписью „Ф. Т.”, стихотворение стоит под № XVI” (стр. 401);
“ Совр . 1836. Т. III. С. 20, № XV, с общей подписью под стихотворениями — „Ф. Т.”, общий заголовок — „Стихотворения, присланные из Германии”” (стр. 424);
“ Совр . 1836. Т. III. С. 17 (входит под номером XII в подборку „Стихотворений, присланных из Германии”, имеющую общую подпись „Ф. Т.”)” (стр. 447);
и, наконец, самое лаконичное: “ Совр . 1836. Т. IV. С. 38—39, № XXI” (стр. 409).
Подобная неразбериха царит и в описании автографов. Вот описание рукописи стихотворения “Как порою светлый месяц...”: “Л. почтовый, белая пожелтевшая бумага с водяными знаками: „I. Wha... 18...”. Видимо, в распоряжении поэта были большие листы подобной бумаги с водяными знаками 1827 г. (зачем же тогда выше таинственное „18...”? — А. Б . ) <...> На таких листах написаны стихотворения „Полдень”, „К N. N.” и др.” (стр. 315). Заглядываем в комментарии к указанным стихам и узнаем, что в первом случае водяной знак обозначен “I. Whatman. 1827” (стр. 326), во втором — “<WH>ATMAN> <18>27” (стр. 342; sic!). К чему такой разнобой? Если тип бумаги твердо установлен, надо было просто унифицировать его обозначение. Удивительнее другое: если взглянуть на автограф стихотворения “С чужой стороны. (Из Гейне)”, воспроизведенный в альбоме, то можно заметить, что и он написан на той же самой бумаге (отчетливо видны буквы “...TMAN” и цифры “...27”). Однако в описании автографа (стр. 303) об этом факте умалчивается, и сразу возникают сомнения в достоверности и полноте прочих описаний.
Другие семь автографов Тютчева из этого альбома дают еще больше пищи для сомнений. Мы видим, что на полях рукописи стихотворения “Душа моя, Элизиум теней...” есть карандашная помета “Напечат<ано?>”; напротив седьмой строки рукописи стихотворения “О чем ты воешь, ветр ночной?..” стоит “NB”; наверху автографа стихотворения “1-ое декабря 1837” помечено “Соврем<енник>”... Ни про одну из этих помет в описании автографов не говорится. Зато, видя последний автограф, можно понять, о чем говорится вот в этом его описании: “В автографе — под номером „3” и заглавием „1-ое декабря 1837”, хотя тютчевское „3” очень похоже на „2”” (стр. 457). Что “похоже на „2””? “Номер „3”” или “1837”? Взглянув на рукопись, убеждаемся, что “номер” на ней не “3”, а “III”; таким образом, сетования комментаторов относятся к году.
Кстати, что обозначает этот номер “III”, комментатор не объясняет: догадывайтесь, мол, сами. Впрочем, смысл помет на других автографах, о которых все-таки упоминается, также не раскрыт. “Перед стихотворением пагинация и заголовок черными чернилами, рукой С. Е. Раича „48. К N. N.”” (стр. 319); “На л. 5 лиц. в левом верхнем углу помета рукой П. А. Вяземского: „Печ<атать>”...” (стр. 320); “В правом верхнем углу зачеркнута и полустерта пагинация „79” рукой Гагарина” (стр. 326) и т. п. — для читателя так и остается загадкой, почему возникли эти пометы и какой они имели смысл. А чтобы понять их смысл, достаточно обратиться к статье А. А. Николаева “О неосуществленном замысле издания стихотворений Тютчева (1836 — 1837)”, опубликованной во второй книге тютчевского тома “Литературного наследства”.
Тут я подошел едва ли не к самому серьезному упреку, который можно сделать комментаторам ПСС. Они почти полностью проигнорировали работу своих многочисленных предшественников. Ведь к настоящему времени накоплен большой материал, позволяющий раскрыть историю возникновения и публикации отдельных стихов, их историко-бытовой контекст, обозначить философские и литературные параллели. В рецензии на указанное несколькими строками ранее издание Юрий Кублановский писал, что, “когда придут лучшие времена и начнется подготовка полного собрания сочинений Федора Тютчева, двучастный девяносто седьмой том „Литературного наследства” станет ему надежным подспорьем”2. Увы, это было слишком оптимистичное пророчество, ибо названный том хоть и введен в список условных сокращений, однако использован, кажется, всего два раза: из него перепечатывается стихотворение “От русского, по прочтении отрывков из лекций г-на Мицкевича”, автограф которого хранится в Польше (стр. 479), и по нему цитируется одно из писем Тютчева (стр. 474). Когда листаешь комментарий к ПСС, складывается впечатление, что издан том полузабытого поэта, изучение жизни и творчества которого прекратилось этак с полвека назад. Словно творчество Тютчева не анализировали Л. Я. Гинзбург, В. В. Кожинов, Ю. М. Лотман, словно новые факты его биографии не открывал А. Л. Осповат, словно спорные вопросы тютчевской текстологии не решал А. А. Николаев (я назвал здесь только самые заметные имена); словно не выходили два тома “Тютчевского сборника” (Таллинн, 1990; Тарту, 1999); словно... да что перечислять! Гораздо проще перечислить те исследования, на которые комментаторы ПСС все-таки ссылаются. И список этот будет весьма невелик3.
