бы предполагались Сталиным еще и как
Заложничество: на весах — человеческая жизнь. — “Мемориал”. Информационный бюллетень. 2003, № 27, декабрь <http://www.bulletin.memo.ru>.
Двойной тематический номер — в специальной картонной папке: история, современность.
Алексей Иванов. “Все мы изнасилованы Голливудом”. Беседу вел Александр Гаврилов. — “Книжное обозрение”, 2004, № 9-10, 9 марта <http://www.knigoboz.ru>.
“—
— Да это же русский архетип! У нас что в XV веке, что в XX, что в XXI — всегда, по-моему, так...
—
— На сто процентов.
—
— Да как... Любую газету открой — вся история повторяется. С другими именами, другими суммами, другими мотивировками, а основа та же самая”.
Из Ф. И. Тютчева. Перевод с французского. — “Вестник Европы”, 2003, № 10.
Несколько французских стихотворений Тютчева в переводе Арона Липовецкого. “Работа была сделана при постоянном обращении к подстрочникам К. В. Пигарева, настолько виртуозным и деликатным, что порой мне казалось, будто я просто подправляю их ритм”. Здесь же — французская статья Тютчева “Римский вопрос” в переводе Б. Н.Тарасова.
Из-под глыб. Беседу вел Павел Нуйкин. — “Литературная газета”, 2004, № 8.
Философ Григорий Померанц отвечает на вопрос собеседника, верит ли он в
Отар Иоселиани. “Достойны ли люди сострадания?” Беседу вел Юрий Коваленко. — “Русский курьер”, 2004, № 45, 4 марта <http://www.ruskur.ru>.
“Давно, еще при Николае I, у царской администрации грузины вызывали большое беспокойство своей неспособностью к торговле”.
Аркадий Ипполитов. Последний человек Серебряного века. Освобождение Аверинцева. — “
“История — удивительная гнусность. <…> Глупая история с рылом миргородского хряка была обманута, и нежнейшие слова Романа Сладкопевца вливали в душу уверенность, что ничто не потеряно и что ни осквернение храмов, ни сожжение библиотек, ни кровь, ни грязь, ни гибель Константинополя, ни переименование Петербурга, ни замена крестов звездами, ничто не способно истребить человека. Преданная и поруганная Византия, которую все винили в собственной гибели, называя ее порочной, продажной, обреченной и виновной во всех грехах, неспособной к развитию и жизни, сверкала удивительно чистой лазурью, и становилось предельно ясно, что нет провалов в истории человечества. Сквозь полуторатысячелетнюю муть времен Византия улыбалась тому, что тогда считалось современностью, и жить хоть на минуту становилось легче. <…> Вместе с Сергеем Сергеевичем ушел из современности Серебряный век, и что же плакать, зачем томиться — Серебряному веку нечего делать среди пластикового хлама, и смерть не есть конец, а лишь освобождение”.