Новый Мир ( № 11 2004)

никаких прав нет и не может быть. В природе есть силы, действия и противодействия, но только не права. Право — понятие социальное, имеет место в обществе, и только в обществе, и всегда подразумевает признание со стороны других людей . Нельзя обладать правом, если никто из людей не признает за тобой это право. И наоборот, стоит хоть одному человеку признать за другим какое-либо право, как тут же второй станет его обладателем, хотя, разумеется, — лишь по отношению к первому. Иными словами, право всегда относительно, и право по отношению к одному может оказаться не правом по отношению к другому. Но в любом случае все права человека неестественны и ни из какой „природы человека” не выводимы”. Критика либертарианства, то есть критический разбор книги Дэвида Боуза “Либертарианство. История, принципы, политика” (Челябинск, 2004).

Владимир Воропаев. “Вас развратило Самовластье…” Опыт прочтения одного стихотворения Ф. И. Тютчева. — “Литературная учеба”, 2004, № 3, май — июнь.

“По Тютчеву, декабристы покусились на коренные законы русской жизни, на которых покоилась Российская империя”. См. эту статью также: “Литературная Россия”, 2004, № 38, 17 сентября.

См. здесь же: Инна Ростовцева, “Принятый в ХХ веке современник (Тютчев в зеркале „двойного сознания”)”.

См. также: Алексей Балакин, “Первый том академического Тютчева”; Сергей Бочаров, “Тютчевская историософия: Россия, Европа и Революция” — “Новый мир”, 2004, № 5.

Томас Вулф. О времени и о реке. Главы из романа. Перевод с английского и вступление В. Бабкова. — “Иностранная литература”, 2004, № 7.

“Всю жизнь Вулф писал, по сути, одну бесконечную книгу, которую так и называл — the Book . Формально же это гигантское произведение оказалось разделенным на четыре романа, несколько десятков рассказов, письма, пьесы и т. д. Из четырех романов на русском языке изданы уже три (кстати, два из них были опубликованы на языке оригинала после смерти Вулфа и представляют собой, в сущности, редакторские компиляции из его литературного наследия). Первые же два романа, вышедшие еще при жизни автора, — „Взгляни на дом свой, Ангел” и „О времени и о реке”, — объединены общим героем, биография которого совпадает — естественно, mutatis mutandis  — с биографией самого Вулфа. Объем второго романа, центрального в творчестве писателя, самого крупного из четырех и до сих пор не опубликованного на русском, составляет около тысячи страниц. При попытке втиснуть в журнал хотя бы половину этого огромного произведения он просто лопнул бы по швам, так что пришлось ограничиться фрагментами; однако они образуют нечто вроде законченной повести и полностью включают в себя одну из главных сюжетных линий романа” (от переводчика).

Роман Ганжа. Наброски к критике государственного разума. — “Отечественные записки”. Журнал для медленного чтения. 2004, № 2 (17) <http://magazines.russ.ru/oz>.

“Любой „продвинутый интеллектуал” знает, что Государство — это ширма, скрывающая реальные отношения власти, ее микрофизику и биополитику. Но это знание, которое не приближает к бытию. Опыт реальной власти — это грязный и отвратительный опыт, опыт канцелярской рутины, опыт бесконечных унылых коридоров, опыт саморазрушения, опыт небытия…”

Александр Генис. Самураи на экране. — “Иностранная литература”, 2004, № 7.

“Для самурая главное — лояльность. Не зависящая ни от каких привходящих обстоятельств, она ценна сама по себе. Лояльность не нуждается в причине и оправдании. Как раз эту — центральную — черту воинского кодекса „Бусидо” труднее всего освоить западному кино, обращающемуся к самурайской теме”.

Алексей Герман. Полвека без хозяина. Монтаж Лилии Гущиной. — “Новая газета”, 2004, № 51, 19 июля; № 52, 22 июля; № 53, 26 июля <http://www.novayagazeta.ru>.

“К Ельцину я попал дважды. В первый раз он меня засунул под пиджак, и я оттуда пискнул: „Борис Николаевич, дайте денег на кино!” Меня научили, что просить надо у него. „Россию любишь?” — пророкотал Ельцин сверху. „Очень люблю, Борис Николаевич, очень, очень люблю”. — „Тогда все будет в порядке”. — „И денег дадите?” — „Денег не дам, но все будет в порядке. Ты, главное, Россию люби”. Во второй раз это было собрание антифашистского комитета. За „круглым столом” — Ельцин и зловещие диссиденты, которые даже не встали, когда он вошел. Я встал. Все были очень сердиты и наперегонки хамили президенту. Потом всех пригласили к столу. Выпивают, закусывают и опять хамят Ельцину. Тогда я поднялся и говорю: „Борис Николаевич, вы их не слушайте, с той поры как Державин читал здесь императрице оду ’К Фелице’ — самое холуйское произведение классической литературы, — с той самой поры и до сегодняшнего дня этот зал никогда не слышал, чтобы с правителями так разговаривали. Надеюсь, что это будет продолжаться. Я хотел бы выпить лично за вас. Потому что при вас это стало возможно. За вас и за оду ’К Фелице’…””