Не здесь ли скрывается подсознательная (или сознательная?) причина того факта, что в 1912 — 1913 годах, когда писалось “Детство”, Горький забыл (забыл?) о том, как ходил в храм, когда жил с Кашириными, и вспомнил о церкви, только описывая свою жизнь у Сергеевых? Но в любом случае первые “церковные” воспоминания Горького связаны с детскими травмами. Буквальными (дедушка больно толкал в шею) и душевными (вся родня пошла в церковь на венчание Варвары, затем все сели за стол, а про мальчика забыли). Это были первые кирпичики того фундамента, на котором строилось отношение писателя к церкви...
“СЕЯЛИ СЕМЯ В НЕПАХАНУ ЗЕМЛЮ”
Эти слова произносит дедушка на похоронах Коли, сводного брата Алеши Пешкова. Братик Коля почти даже не умер, а “незаметно, как маленькая звезда на утренней заре, погас”, по словам Алеши.
Да, именно Алеши, не Горького. В “Детстве” и отчасти в повести “В людях” (которая является продолжением “Детства”, в отличие от повести “Мои университеты”, где перед нами не Алеша, а уже весьма резко оформившийся будущий Горький) нужно научиться постоянно различать их голоса. Правда, порой они смешиваются.
О каком “семени” и о какой “земле” шла речь? Почему смерть собственного внука воспринимается дедом Василием Кашириным как-то неправдоподобно равнодушно? Словно умер не родной человечек, а сдохла тощая и больная курица?
“— Вот — родили... жил... ел... ни то ни се...” — бормочет дед о внуке.
Не менее странным, если задуматься, является всем знакомый конец “Детства”:
“Через несколько дней после похорон матери дед сказал мне:
— Ну, Ляксей, ты — не медаль, на шее у меня — не место тебе, а иди-ка ты в люди...”
Попросту говоря, мальчика выставляют за дверь через несколько дней после того, как умерла его мать и он стал окончательным сиротой!
Больше того. Отказ Алексею от дома Кашириных как раз и вызван кончиной его матери.
Почему?
Потому что со смертью дочери Варвары рвется последняя нить, которая связывала деда Каширина с Алешей Пешковым родственной ответственностью. Отныне он в глазах дедушки не “пол-Каширина”, так сказать, но чистый Пешков, сын человека без роду и без племени, который увел его дочь.
Ради дочери (она после смерти отца Алеши, ее первого мужа, должна была как-то устраивать свою женскую судьбу, в чем мальчик ей, конечно же, мешал) дед Каширин еще мог потерпеть маленького Пешкова в своем доме. Но по мере разорения Кашириных Алеша все больше становился обузой, то есть “медалью на шее”. Смерть дочери развязала Василию Васильевичу руки. Ступай вон!
Дед Горького по материнской линии Василий Васильевич Каширин прожил долгую и насыщенную жизнь. Он родился в 1807 году в городе Балахны Нижегородской губернии, в семье солдата Василия Даниловича Каширина и был крещен в Покровской церкви, а в 1831 году в том же городе, но уже в Спасо- Преображенской церкви, венчался с девицей Акулиной Ивановной, дочерью нижегородского мещанина — Ивана Яковлевича Муратова.
Эти дальние родственные истоки Горького важны для выяснения подлинного, а не мифологического его социального происхождения. Социальные истоки Горького и по сей день вызывают у несведущих читателей разноречивые мнения. Остались люди, которые верят в миф о Горьком-“босяке”, трактуя это то в его пользу (бродяга, романтик!), то в отрицательном смысле (хам, человек без почвы). Советский миф о “пролетарском писателе Максиме Горьком” породил представление о его “рабочей” и даже “пролетарской” закваске. Этот миф успешно распространялся среди европейских “левых”, но и в России до сих пор звучат его отголоски. В 20-е годы, выступая в собрании эмигрантов, бывший соратник Горького по товариществу “Знание” Иван Бунин попытался развенчать миф о Горьком-босяке. И тотчас же создал новый — о Горьком-“мещанине”, вышедшем из богатой буржуазной семьи.
Бунин публично “удивлялся”, читая свой очерк о Горьком. Вот, мол, открыл словарь Брокгауза и Ефрона, а там... При всем уважении к Бунину нельзя не отметить, что делалось это не без задней мысли и не без расчета. Оба, Горький и Бунин, были претендентами на Нобелевскую премию по литературе. Развенчивая действительный миф о Горьком-“пролетарии”, Бунин почему-то “забывал” о его действительно трудной и трудовой ранней биографии. Как бы не были еще написаны повести “Детство” и “В людях”. Как бы, общаясь с Горьким в начале века, он не видел перед собой человека, который прошел не только медные трубы славы, но и огонь, и воду... Поставив перед собой задачу доказать, что слава Горького чрезмерна и не имеет оснований с точки зрения творческой, Бунин делал акцент на биографическом “трюке”, который якобы проделал Горький. Внук богатого владельца красильной мастерской заставил публику считать себя изгоем и бродягой. Это было модно в начале века, ведь тогда все “почвенное”, основательное, консервативное считалось реакционным.
Бунин лукавил, что не делает ему чести. Но была в этом и естественная обида человека, который сам происходил хотя и из дворянской, но бедной семьи. Среди предков Бунина были Василий Жуковский и поэтесса начала XIX века Анна Бунина. Но детство свое он провел в деревне, в небольшом имении отца на хуторе Бутырки Елецкого уезда Орловской губернии и елецкую гимназии не закончил — в связи с неуплатой
