С. Раевским, который внес в лермонтовский текст целый ряд добавлений и изменений <...> [несколько ремарок и не разобранных переписчиком мест] и который мог, не поняв авторского замысла, счесть тончайший антропонимический выбор, сделанный Лермонтовым, неудачным и „исправить” его. <...> Классический принцип текстологии, рекомендующий при решении вопроса о первичном авторском варианте того или иного элемента текста оказывать предпочтение сложному и несамоочевидному варианту перед простым и самоочевидным, в случае с Петровым/Петковым, как видим, не работает” (стр. 452, 453). И хоть рассуждения А. Б. Пеньковского мне кажутся весьма сомнительными, остановился я на них не потому, чтобы с ними спорить, пусть это, возможно, и следовало бы сделать. А потому, что у меня есть в запасе совершенно аналогичный пример, как “сложная” фамилия преобразовывается в “простую”. В “Обрыве” И. А. Гончарова мельком упоминается третьестепенный персонаж, доктор Пертов, именно так именуемый и в черновой рукописи, и в первых двух изданиях романа, за корректурами которых автор тщательно следил. В третьем же издании, которое готовилось, судя по всему, без участия автора, непонятный Пертов меняется на вполне понятного Петрова — можно быть уверенным, что столь чудесным превращением мы обязаны либо наборщику, либо корректору. Как и в случае с лермонтовским Петровым/Петковым. Здесь уместно напомнить один из принципов естественных наук (а на них автор “Нины” ссылается время от времени), говорящий, что простое объяснение того или иного феномена всегда следует предпочитать сложному.
Вторая часть книги А. Б. Пеньковского, ее смысловое ядро — это глава “Скрытый сюжет „Евгения Онегина””. Увы, читая ее, понимаешь, что А. Б. Пеньковский принадлежит к сонму исследователей, главный методологический принцип которых заключен в словах Достоевского о том, что “Пушкин <...> бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну”7, и поэтому считающих своим священным долгом эту тайну разгадывать. Как только встречаешь выражения “тайные смыслы” (стр. 149), “тайный пушкинский шифр” (стр. 279) — сразу становится скучно. Зачем эрудированному исследователю приносить свой талант и знания в жертву одной чрезвычайно сомнительной гипотезе, под которую затем будет подгоняться фактический материал?.. Подражая автору “Евгения Онегина”, оставлю в своем тексте хоть одну загадку — не буду пересказывать, в чем, по мнению А. Б. Пеньковского, состоит этот “тайный сюжет”. В конце концов, трактовка автора разбираемой книги не выходит за рамки цивилизованного отношения к пушкинскому тексту, а воспринимать ли ее всерьез? Не знаю... Афинские софисты могли сколь угодно убедительно доказывать, что пущенная из лука стрела никогда не упадет на землю, а Ахиллес никогда не догонит черепаху. Но даже жадно внимавшие им любопытные скифы вряд ли этому верили.
...Когда переворачиваешь последнюю страницу книги А. Б. Пеньковского, в душе остается двойственное чувство. С одной стороны, автор изучил огромный пласт исторических источников и современной исследовательской литературы, он наблюдателен, многие из его соображений и замечаний поразительно верны, и мимо них не смогут пройти будущие комментаторы Пушкина и Лермонтова. С другой — получилось исследование, едва-едва скрепленное более чем сомнительной идеей и полное противоречий и передержек. Думается, весь вошедший в книгу материал интереснее смотрелся бы в виде цикла небольших заметок под условным названием “Лингвист читает Пушкина”, а все суждения по поводу “тайного сюжета” уместнее было бы оформить в виде небольшого эссе, которое прочитывается за один присест. Еще бы не помешал указатель пушкинских произведений и анализируемой лексики. Но это уже на правах несбыточной мечты...
В заключение не могу не поделиться удивлением от разброса цен на эту книгу в магазинах Петербурга. Мне удалось ее купить в “Гуманитарной академии” за 240 рублей, в магазине филфака университета она стоит 340 рублей, а в Доме военной книги на Невском — аж 564 рубля!
Алексей БАЛАКИН.
С.-Петербург.
1 Как тут не вспомнить историю про то, что в указателе к одной давно вышедшей книге фигурировал “Христос И.”; увидев это, один из остроумцев заметил, что истинный педант обязательно поставил бы “Христос И. И.”.
2 На момент написания этих строк мне известен пока один отклик на него — благосклонная рецензия М. Кронгауза в “Критической массе” (2004, № 2).
3 “Нина”. Стихотворная повесть. Сочинение Ивана Косяровского. СПб., 1826, стр. 2—3, 5—6, 8 (курсив мой. — А. Б.).
4 Эти четыре строки А. Б. Пеньковский процитировал с пунктуационными неточностями и лексической ошибкой (“волен” вместо “властен”); для лингвиста, декларирующего значимость каждого слова в произведении, — небрежность непростительная. Кроме того, неточно указано место публикации стихотворения: оно было напечатано не в 14-м томе “Библиотеки для чтения” за 1836 год, а в 15-м. Специально сверкой источников в “Нине” я не занимался, но на некоторых ошибках прямо спотыкаешься: так, на стр. 197 в хрестоматийном лермонтовском “И скучно и грустно, и некому руку подать...” последнее слово напечатано как “пожать”. И такое себе позволяет автор, рассуждающий о тончайших коннотативных нюансах!
5 “Библиотека для чтения”, 1836, т. 15, № 5, отд. I, стр. 226 (курсив мой. — А. Б. ).
6 Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 11. М. — Л., 1949, стр. 207.
7 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. 26. Л., 1984, стр. 149.
