— Ничего.
— В смысле: ни дел, ни родных, ни друзей?
— Я же просто так еду. Интересно же! Москва... Я там только в детстве и была. А друзей — найду. У меня, во-первых, кое-какие адреса записаны...
— Баловство, — покачал головой грузин.
— Вы считаете, что это баловство. Я считаю по-другому.
Настя высказалась достаточно жестко и ледяным голосом — словом, поставила точку. Какое у него право читать ей нотации? Ну и что с того, что она ест его шашлык?..
— А ты не боишься ездить вот так, одна? Это же опасно. Молодая девушка...
— Опасно. Но не боюсь. Парадокс, да?
— А твои родители...
— А что — родители? Мы и не больно-то общаемся. Они знают, что я много езжу по стране. Путешествую, как они говорят. И что с того?
— Что говорит твой парень?
— А у меня нет парня. С мая месяца я совершенно свободная девушка!
При этом Настя улыбнулась так отчаянно и злобно, что даже кавказец понял: следует оставить эту тему.
Он несколько засуетился, встал, затем отправился к буфетной стойке. Там щелкнул выключателем — кафешка осветилась. Похоже, что здесь он властвовал безраздельно: командовал каждой паршивой лампочкой.
— Сегодня ты уже не уедешь отсюда. Темнеет.
— Вообще-то еще и не так поздно...
— Не будешь же ты ночевать на трассе! Я скажу. Тебе постелят в подсобке.
— Я вообще-то...
— Ты будешь ночевать здесь.
Настя стерла с губ след шашлыка тыльной стороной ладони и даже ухмыльнулась. Надо же! Она и не ожидала такой стали в голосе кавказца. Конечно, можно было предположить, что дело примет такой оборот...
— Спасибо.
Хозяин снова встал из-за столика, на сей раз отправился куда-то на кухню — наверное, распекать своих работников. Тем временем по узкому пространству вагончика направлялся к выходу человек — один из дальнобоев, основательно подкрепившись, шел продолжить свой долгий путь... Встала и Настя.
— Вы на Уфу?
Дальнобойщик кивнул. Что ж, замечательно. Отодвинутая тарелка, подобранный рюкзак, и — чао, очередное придорожное заведение, где она больше, наверное, никогда не окажется... Настя уходит по- английски, даже не обернувшись. По-английски выпутывается из очередного переплета.
А дальше... Темная кабина “КамАЗа”, и почему-то ощутимо качает на кочках — сначала их самих, и только затем позади громыхает прицеп. Драйвер разрешает ей курить в кабине, и они оба устало и молча смолят — две красных точки в темноте. Слепые фары выхватывают из мрака асфальт, неровную обочину...
— Ехал так же у вас там, в Сибири. — Водитель прервал молчание. Голос у него глухой. — А ночь чё-то была темная-темная, вообще нигде ни огонька. Смотрю — фарами осветил, — вдали на дороге (там такой вот спуск был) лежит что-то. Мешок какой-то? Я стал притормаживать... Ладно хоть пустой тогда шел — еле объехать успел, не раздавил, слава богу. Мужик лежал! Его сбили и оставили... А там места глухи-ие еще... Ну что, я вырулил и поехал дальше.
