психической вменяемостью. Много любопытных персонажей и хороших диалогов. Редкое для русской литературы (особенно в ее псевдодворянском изводе) решение — панацея в виде мощного психотропного вещества. Но главное — некоторые характеристики поведения героя. Например, желая втайне поиздеваться над опасной, но молодой и косолапой властью, герой-интеллигент, романтик-идеалист делает вещи достаточно рискованные, хотя бы в знаковом отношении: он устраивает для местечковых членов ЧК келейные черные мессы с поливанием вином обнаженного тела девственницы, затем он инициирует установку в маленьком городке памятника Иуде. Помимо этого он убивает (пусть и обороняясь) человека (пусть и преступника, но в понимании героя — подопытную крысу). Есть во всем этом лукавость. Лукавый сатанизм серебряного века, я бы так сказал. Серебряного процентов на 15”.
Евгений Иz. Бумеранг не вернется № 11: Нодельма. — “Топос”, 2004, 20 августа <http://www.topos.ru>.
“<…> в функционально-позиционном отношении Дм. Бавильский по-прежнему остается автором, по большей части находящимся по читательскую сторону „баррикад”, и особенно — по женскую сторону читательской стороны баррикад. То есть интересы читателей — важная и трепетная для Дмитрия тема, а написан роман [„Нодельма”] прежде всего для девушек и женщин. Такую аудиторию писатель лучше всего себе представляет, как в ее негативных восприятиях, так и в позитивных”.
См.: Дмитрий Бавильский, “Нодельма” — “Новый мир”, 2004, № 5.
Константинос Кавафис. В ожидании варваров. Вступительная статья Ирины Ковалевой. — “Иностранная литература”, 2004, № 8.
Много разных русских переводов одного известного греческого стихотворения.
О сборнике прозы Константиноса Кавафиса (М., “Итака”, 2003) см. в “Книжной полке Виктора Куллэ” (“Новый мир”, 2004, № 9).
Руслан Киреев. Чехов. Посещение Бога. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2004, № 7.
“<…> Россия ждала смерти Чехова”.
Cм. также: Руслан Киреев, “Булгаков. Последний полет” — “Литература”, 2004, № 32, 23 — 31 августа <http://www.1september.ru>.
Дмитрий Комм — Михаил Золотоносов. О массовой культуре и мировом заговоре. — “Искусство кино”, 2004, № 4.
“ Дмитрий Комм . <…> Вы — один из немногих критиков, кто хорошо знаком с русским дореволюционным масскультом. Существует ли на самом деле некая преемственность между масскультом нынешним и прежним или же это чистой воды фикция?
Михаил Золотоносов . Между двумя масскультами преемственность определенно есть. Скажем, ее нетрудно увидеть, если сравнить мистические романы Веры Крыжановской, написанные в 1900 — 1910-е годы, с трилогией „Дневной дозор” — „Ночной дозор” — „Сумеречный дозор” Сергея Лукьяненко. Или тогдашний и нынешний неизменный интерес к теме педофилии. А также к таким передавшимся по наследству темам, как топос проституции и всякие криминальные истории. Роман Лукич Антропов, писавший под псевдонимом Роман Добрый, написал сорок восемь брошюрок про сыщика Ивана Путилина: „Квазимодо церкви Спаса на Сенной”, „Гроб с двойным дном”, „Ритуальное убийство девочки”, „Отравление миллионерши-наследницы”, „Петербургские вампиры-кровопийцы”… Все это воспроизводится в современной массовой культуре — как в детективных романах, например у Дарьи Донцовой, так и в журнальчиках типа „Криминальный вестник”. Это один аспект поддержания традиции, который я назвал бы естественным. Вся эта лабуда естественно самовоспроизводится. <…> Но я с вами согласен в том, что наш современный масскульт — это испорченный вариант дореволюционного, который был смелее и последовательнее. Вот, скажем, Лукьяненко. Его трилогия относится к тому разряду литературы, которая возникла в России в начале ХХ века и именовалась оккультной. Ее самым характерным представителем была Вера Крыжановская, а самым породистым образцом — ее роман „В царстве тьмы” (1914). Но если у Крыжановской шла борьба добра со злом и светлых магов с демонами или самим сатаной (или, на худой конец, с евреями-сатанистами, как в романе „Смерть планеты”), причем добрые силы, сражавшиеся со злыми за каждую христианскую душу, к финалу обязательно побеждали, то у Лукьяненко начиная с первого романа возникла стабильная структура: на Земле живут простые люди и Иные, к которым относятся маги, ранжированные по уровню силы, волшебники, оборотни, вампиры, ведьмы, ведьмаки и прочие. Иные делятся на Светлых (объединенных в Ночной дозор) и Темных (Дневной дозор) — две армии, предводительствуемые соответственно Гесером (он же Борис Игнатьевич) и Завулоном. А поскольку простодушия начала ХХ века к концу столетия уже не осталось (а заодно и идеи Бога), добро со злом не борется, а находится с ним в динамическом равновесии. То есть соблюдается баланс Света и Тьмы, и любое доброе магическое воздействие — в соответствии с Договором — должно уравновешиваться злым. Даже вампиры законным порядком получают лицензии на высасывание крови из людей, ибо и вампиры тоже часть общего порядка. Получилось как-то сложно и лукаво, какой-то общественный договор добра и зла в духе Руссо. У Крыжановской все одухотворялось ее простодушным нутряным антисемитизмом, о котором я подробно писал в книжке „‘Мастер и Маргарита’ как путеводитель по субкультуре русского антисемитизма (СРА)”. Все злодеи или были евреями-сатанистами, или служили им, за всем стоял мировой еврейский заговор против христианского мира. У Лукьяненко за его Иными тоже нельзя не увидеть „народ Израильский, избранный Богом”, который, согласно многим знаменитым антисемитским романам, имел „священное право властвовать над всеми народами” и организовал „всемирный заговор”, теория которого была в итоге увенчана знаменитыми „Протоколами сионских мудрецов”. Но шовинизма у Лукьяненко не осталось, на это у него просто не хватило бы духу, хотя
