— И получается? — Охлопков рассеянно подул на остывший чай.
— Да, — ответил Вик, тряхнув волосами.
— Слушай, Вик, — сказал Охлопков, — ты как-то рассказывал об Аргентинце... то бишь как? Австралийце? Ну, об этом.
— Ну-у.
— А где он сейчас?
Вик хмыкнул и ответил, что не знает. Но сомневаться не приходится, что где-то здесь, в крепких объятиях родины... может быть, даже с завязанными за спиной рукавами.
— Гм, а у него как вообще?.. — С этими словами Охлопков дотронулся до лба.
Виталик воззрился на брата, губы его брезгливо скривились.
— Чего “вообще”?
— Ну, в смысле, голова в порядке?
— Не просек, — сказал Вик, — с чего ты взял... Ты же, кажется, сам собираешься делать ноги? Хоть и в другую сторону.
— Ну, я просто подумал... ведь там пичкают всякой всячиной. И обстановка.
— Не знаю, — ершисто ответил Вик. — Я там не был и вообще этого чувака не видел.
— А кто-то из ваших?
Виталик быстро взглянул на брата:
— А чего тебе вдруг приспичило?
— Да так просто, вспомнилось... вспомнилась ваша вещь, — сказал Охлопков, подслащивая чай.
Вик исподлобья его разглядывал. Охлопков перехватил его взгляд. Вик потянулся, зевнул, спросил безразлично:
— Не первый раз, что ли, звонят?
— Кто?
— Ну, из музея, — выговорил напряженно Виталик.
Охлопков прищурился, устремляя взгляд на брата, — и рассмеялся. Виталик начал краснеть.
— Ладно, хватит! — воскликнул он грубо. — Баки мне забивать! Дашь сигарету или идти на улицу стрелять?
— Да уже поздно, — мирно откликнулся Охлопков, — стрелять.
На следующий день вечером появился Дюша Елесин. Он ничего не жевал, вид имел самый серьезный, мрачновато-озабоченный. Не снимая куртки, сел к столу, забарабанил пальцами; на нем были модная куртка из тонкой кожи, настоящие джинсы, белый шарфик; хорошо пахло каким-то одеколоном.
— Гена, — решительно начал он, — у вас была мама?
Охлопков кивнул. Елесин тоже кивнул.
— Она вернулась из Болгарии, — объяснил он.
