Жена. Да это не приятель, другой.
Малиновский. Ты меня путаешь, друг мой. Какой другой? Говори уж лучше дальше.
Пушкин. А приятель мой возьми эту историю да отдельной книгой и пропечатай! Под своим, разумеется, именем.
Жена. Ловко!
Малиновский. Как бишь того приятеля звали?
Пушкин
Малиновский. Не знаю такого.
Пушкин. Евгений Абрамович.
Малиновский. Слыхала, матушка, что нынче литературная молодежь вытворяет? Подметки на ходу срезают! А ты — сквозняк. Напомни-ка еще раз имя, как того молодчика звали?
Пушкин
Малиновский. Сегодня уж поздно. Ты приходи завтра, да не ко мне, а прямо в канцелярию. Там и разберемся. А пока определись, который век тебе нужен да что за бумаги. У нас все имеется. Записки о состоянии дел и умов. Распоряжения и приказы по Синоду и Сенату. Уставы и циркуляры, реестры парадные и обыденные. Судебные протоколы, показания как добровольные, так и подноготные. Доносы! Вот где сюжеты попадаются. Ты приходи, завтра...
Пока Малиновский увлеченно перечисляет, Пушкин тихо встает, откланивается и неза-
метно выходит из комнаты. Малиновский снова берется за перо. Затемнение.
Сцена 3
Пустая сцена. На сцену входит 1-й актер.
1-й актер. У истории нет очевидцев. У истории есть только свидетельства.
Входит 2-й актер. Листает журналы, читает.
2-й актер. В исторической драме Пушкина нет театрального интереса. Пушкин не проник в глубокое значение той исторической эпохи... не изобразил ее со всей очевидностью... не раскрыл душу человека и характеры исторические.
Входит 3-й актер, тоже читает по журналам.
3-й актер. Это не драма, а кусок истории, разбитый на мелкие куски в разговорах. Что от него пользы белому свету? Кому придет охота читать, когда пройдет первое любопытство?
2-й актер. Мы ожидали встретить в новой драме автора исполинских размеров, но открыли рост самый обыкновенный.
3-й актер. Вчера обедали в клобе. К нам подсел поэт Пушкин и все время обеда проболтал, однако же прозою, а не в стихах.
1-й актер. Язык доведен в этой драме до последней степени совершенства. Сущность творения, напротив, запоздалая и близорукая. И могла ли она не быть такою, когда Пушкин рабски влекся по следам Карамзина в обзоре событий?
2-й актер. Какого роду это сочинение — предоставляется судить каждому. Он сам не назвал его ни трагедией, ни поэмой. По-моему, это галиматья в шекспировском роде.
1-й актер. Это сочинение есть совершеннейшее ребячество... школьная шалость, достойная исправления.