Чтобы учение Христа стало религией, был необходим Павел. Павел был апостолом всеобщности христианства. Он сказал: „Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил” (2 <Послание к> Тим<офею> 4: 7)”.
…И показалось мне, что частичкой служения Господу — в продолжение этого доброго подвига — стала сегодня и книжка французского писателя и историка Алена Деко. “Уловив человека”, апостол как будто и взял его в свой путь с собою, как взял, покидая Листру, возмужавшего и окрепшего в вере восемнадцатилетнего юношу Тимофея.
Сюсако Эндо. Уважаемый господин дурак. М., “Эксмо”, 2005, 319 стр. (“Коллекция XX+I”).
Роман классика японской литературы, написанный почти пятьдесят лет назад (1959) и считающийся одной из самых главных книг писателя, наконец-то опубликован по-русски. Автор “Жизни Иисуса”, “Молчания” и “Самурая” умер чуть менее десяти лет назад, его творчество — о каком бы времени он ни писал, XVII или XX веке, — было посвящено изучению взаимоотношений Востока и Запада, причем с уникальной, в рамках японской литературной традиции, точки зрения — католической. Эндо был глубоко верующим человеком, христианином, не устающим задавать вопросы себе и своему читателю — не в лоб, конечно, а пользуясь языком исторической притчи или, как в случае с романом “Уважаемый господин дурак”, современной сказки для взрослых. Рецензенты уже назвали эту книжку японским “Маленьким принцем”, мне же думается, что она, скорее, близкий родственник русского “Идиота”.
Сердце современного (да и не современного) нам человека, увы, так часто и прочно покрыто пленкой бесчувствия, причем мы знаем об этом и очень от этого страдаем. Растопить этот душевный лед можно иной раз с помощью так называемого “странного человека”, оказавшегося рядом с нами и удивляющего нас своей “неотмирностью”, чистотой, доверчивостью и умением отказаться от себя во имя чего-то или Кого-то другого.
Итак, в типичном токийском семействе (брат, сестра и мать их обоих) появляется чудаковатый гость — как выясняется, дальний потомок Наполеона, путешествующий по Японии француз Гастон. Наши японцы принимают его у себя несколько вынужденно: когда-то Гастон был однокашником представителя сильной половины семейства. Его немедленно начинают стесняться (он не таков, как они, странен и нелеп), но сами не понимают, как же так вышло, что за короткое время этот похожий на большую лошадь чудак в корне изменил их жизнь: навсегда — у одних и хотя бы на непродолжительное время — у других. “…Впервые в своей жизни Томоэ осознала, что есть дураки и дураки. Человек, который любит других с простотой открытого сердца, верит в других независимо от того, кто они, даже если его обманут или даже предадут, — такой человек в нынешнем мире будет списан как дурак. И он им является. Но это не обычный дурак. Это дурак, достойный уважения. Он уважаемый дурак, который никогда не позволит, чтобы то добро, которое он несет с собой людям, исчезло навсегда. Подобная мысль пришла ей в голову впервые”.
Кстати, очень близкий Сюсако Эндо писатель Грэм Грин (его роман “Сила и слава” — прямой родственник эндовского “Молчания”) считал, что “Уважаемый господин дурак” — это еще и прекрасный путеводитель по образу жизни японцев; поэтому добавлю, что действие притчи разворачивается в живых и экзотичных декорациях Японии XX века. В книге немало драматичных, пугающих жестокими реалиями современного мира линий (например, среди главных героев — больной туберкулезом киллер, решивший раз и навсегда истребить в себе сострадание и доверие к людям), много и смешного, и трогательного. Но главное — узнаваемого. Эту узнаваемость обеспечивает, конечно, сильный беллетристический и человеческий дар знаменитого японского литератора: бытописателя жизни, романтика, христианина.
В конце повествования его герой погибает мучительной, я бы сказал, кошмарной смертью. В кровь забитый лопатой, успев остановить убийство, вольным и подневольным свидетелем которого он чуть-чуть не стал, он уходит под воду зловонного высокогорного болота. Но погибает ли? Тбела его не нашли, а вот одинокую белую цаплю, медленно и грациозно поднимавшуюся в те дни в небо, — видели. И кое-кто прошептал ей вслед: “Гас-сан, до свидания…” Эти страницы дышат какой-то чудесной очистительной силой; я сразу вспомнил финал айтматовского “Белого парохода” (1970).
Интересно, знал ли японский автор дебютного романа “Белый человек” (1955), удостоенного премии имени Акутагавы, о книге своего почти ровесника, далекого киргизского собрата по перу?
“Быть может, пригодятся и мои цифры…”. Материалы Сахалинской переписи А. П. Чехова. 1890 год. Главный редактор А. И. Костанов. Южно-Сахалинск, “Рубеж”, 2005, 600 стр.
От удивления мне хочется воспользоваться старинным русским словом “поступок”, разглядывая этот роскошно и вместе с тем строго изданный “энциклопедическим” форматом фолиант. Его только что прислал мне издатель книги, главный редактор дальневосточного альманаха “Рубеж” Александр Владимирович Колесов.
Это, конечно, свершившееся подношение Чехову,
Конечно, краеведы, академические ученые, специалисты-чеховеды будут единодушны в своей оценке: наконец-то это случилось. Наконец-то разработанные самим писателем опросные карточки-анкеты собраны воедино, систематизированы, расшифрованы и научно описаны7. И — изданы! Вот, оказывается, ради чего, а не только ради написанного впоследствии и не оцененного в полной мере и по сей день “Острова Сахалина” он гнобил свои силы и здоровье. В “Хронике пребывания А. П. Чехова на Сахалине”,
